Принц мягко спрыгнул на землю в нескольких шагах от него.
— Наши сапоги, — сказал он, растирая босую ступню. — Надо их найти. Заодно и поймем, где роща.
Искать сапоги в темноте оказалось трудной задачей. Слабый свет тонкого полумесяца мало помогал делу, и обнаружить место, где они их оставили удалось далеко не сразу.
— Где же сапоги? — бормотал принц, раздвигая руками траву. — Я же снял их тут, клянусь бородой пророка!
Но сапог не было.
— Брось, — потерял терпение Влад. Нога с каждой минутой болела все сильнее, и мысль о том, что он будет натягивать сапог на распухшую щиколотку, не доставляла княжичу никакого удовольствия. — Без обуви мы как-нибудь обойдемся. Главное, чтобы лошади не пропали!
Бесплодные поиски наконец утомили принца, и он дал увести себя к кипарисовой роще. Лошади, к счастью, оказались на месте — дремали, прислонившись к темным, пахучим стволам.
Когда они уже были на полпути к мосту, Влад обернулся и, словно прощаясь, бросил взгляд на Башню Молчания.
В одном из высоких и узких окошек ее мелькнул огонек свечи — и тут же погас.
Глава шестая
Горшечник явился на следующий день к обеду.
Во дворец его не пустили — он ведь не был ни хафизом, ни дервишем, а значит, не мог рассчитывать на особую благосклонность повелителя правоверных. Но когда он в третий раз рассказал стражникам у ворот, что ему велел прийти сюда некий знатный юноша на прекрасной белой лошади, проезжавший по мосту через Тунцу в компании другого знатного юноши на еще более великолепном вороном коне, начальник караула догадался послать за Владом.
Тот выслушал посланца без особого воодушевления. Нога, которую княжич подвернул, прыгая со стены, распухла еще больше. Придворный лекарь — гаким-эфенди — натер ее какой-то остро пахнущей мазью и туго обмотал шелковой лентой, но ходить все равно было очень больно. Поэтому Влад убивал время, развлекаясь метанием маленьких дротиков в нарисованную на стене человеческую фигуру. Вставать и тащиться через анфиладу покоев и дворов, чтобы увидеть несчастного горшечника, ему совсем не хотелось.
Но после вчерашнего спора с Мехмедом о справедливости делать вид, что он знать не знает никакого горшечника, было бы недостойно.
Пока Влад доковылял до ворот, нога разболелась так, словно ее зажали в тиски и время от времени поворачивали винт. Горшечник, видно, прочитал что-то на лице княжича, потому что сразу повалился в пыль и пополз к нему, извиваясь, словно уж, попавший под колесо телеги.
— Добрый господин, — бормотал он, норовя поцеловать носок мягкой туфли Влада, — благородный господин! Вы не забыли про обещание, данное ничтожному Али! Да пошлет вам Аллах долгую и счастливую жизнь, полную удовольствий и земных радостей!