Аббас никогда не заговаривал с ним первым. Да и вообще разговорчивостью ассасин не отличался. На вопросы отвечал односложно, чаще ограничивался кивком.
— Ты осман? — спрашивал, например, Влад. Аббас едва заметно качал головой.
— Араб?
— ...
— Перс?
Кивок.
— Ты когда-нибудь был в Аламуте?
— ...
— А долго ты учился своему ремеслу?
Кивок.
Ну и как, скажите на милость, можно беседовать с таким молчуном? Влад, впрочем, не терял надежды когда-нибудь разговорить ассасина. А потом понемногу привык к тому, что его повсюду сопровождает бессловесная, невозмутимая тень. Кому придет в голову разговаривать с собственной тенью? Разве что безумцу...
У ассасина обнаружилось удивительное умение исчезать из виду даже на открытой местности. Влад все время знал, что он рядом, но почти никогда его не видел. Однажды в жаркий полдень княжич отправился на берег Тунцы — искупаться и половить рыбу — и целый час шел по широкому цветущему лугу, где на три полета стрелы вокруг не было ни души. Он успел стащить с себя одежду и зайти в быстрые холодные воды реки — а когда обернулся, Аббас уже сидел на берегу, обхватив колени руками. После этого Влад долго приставал к ассасину с расспросами — где ты скрывался? Почему я не видел тебя на лугу? В конце концов, он взял Аббаса измором, и тот недовольно пробормотал:
— Много высокой травы. Легко спрятаться.
Из чего Влад заключил, что исмаилит полз за ним по земле, как змея.
Княжич незаметно присматривался к своему телохранителю: как тот двигается (мягко, как леопард), как ставит ноги (сначала на кончики пальцев, словно пробуя почву), как кладет руку на эфес своей сабли-кылыча . Однажды Влад увидел, как Аббас ловит муху, назойливо жужжавшую у него над головой. То есть самого движения он как раз и не заметил: просто в какой-то момент муха оказалась в плотно сжатом кулаке ассасина. А у Аббаса даже плечо не дернулось.
— Научишь меня своему искусству? — спросил как-то Влад у телохранителя. Тот едва заметно покачал головой.
— Почему — нет? — рассердился княжич. — Не хочешь?
— Не могу, — снизошел до ответа Аббас. — Я не пир, я мюрид . Да и к чему вам?
— Это полезное умение, — сказал Влад. — От врагов можно отбиться, от заговорщиков.
— Бояться нечего. — Аббас, верно, подумал, что Влад говорит о сегодняшнем дне. — Пока я с вами, никто и близко не подберется.
«Только в Карпаты никто тебя со мной не отпустит, — подумал Влад. — А жаль — ты бы там очень пригодился».
Последнее время он много размышлял о том, как опасна жизнь господаря. Конечно, отец не раз повторял ему: быть правителем — не привилегия, а тяжкое бремя. Тот, кто стоит на самой вершине, открыт всем взглядам — и добрым, и злым, и последних неизмеримо больше. Владыке могут льстиво улыбаться в лицо, а за спиной точить кинжал предательства. Бояре, поднимающие заздравные чаши на пирах, только и ждут момента, чтобы скинуть господаря и поставить кого-нибудь из своих — таких случаев в истории Валахии было немало. Сегодня ты рубишься плечом к плечу с человеком, которого считаешь своим верным подданным, а завтра он продает тебя твоему сопернику за мешочек золота.