Страх несовместим с искренним служением Повелителю. Страх — удел слабых, удел тех, кто ничего не видит за тусклой оболочкой обыденного, тех, кому не дана высокая сущность видений… больше того — страх опасен… не потому ли он так боится, что готов предать?
— Спасибо, брат, — вполголоса проговорил худой мужчина и поднял на Николая свои глаза: один карий, точнее — янтарно-желтый, второй густо-зеленый, как полуденное море.
— Спасибо, брат, — повторил он, мягко и легко поднимаясь на ноги. — Повелитель воздаст тебе сторицей за твое верное служение.
— Я служу Ему не за награду, — Николай смущенно потупился. — Я служу Ему по зову сердца…
«Как бы не так! — раздраженно подумал разноглазый. — Он слишком многим обязан нам… когда у них в стране все разваливалось, когда одни люди создавали на руинах огромные состояния, а другие разорялись и гибли, мы помогли ему. Именно нам он обязан своим сегодняшним благополучием… по зову сердца, надо же…»
Он шагнул навстречу Николаю, осторожно взял из его руки прозрачную папку с документами, положил ее на стол. Встретился с ним глазами, словно притягивая, впитывая его взгляд.
И прочитал в этом взгляде готовность предать. Предать от страха, от бессилия.
Николай вздрогнул, попятился. С его беспокойным гостем происходило что-то странное, что-то удивительное: его разноцветные глаза вдруг утратили свой цвет, стали прозрачными, как талая вода… и такими же холодными…
Николай еще немного отступил и почувствовал спиной стену.
— Почему… за что… — пробормотал он трясущимися от страха губами. — Ведь я служил вам… верно служил…
— Ты служил нам, — повторил гость, — и поэтому тебе ниспослана великая милость. Самая великая милость, которая может быть дарована смертному: легкая, безболезненная смерть.
Он протянул вперед свою легкую, сухую, как ветка высохшего дерева, руку и едва коснулся горла своего гостеприимного хозяина. Тот тихо ахнул и мешком рухнул на мягкий ковер. Глаза его подернулись бесцветной пленкой забвения и уставились в потолок, будто Николай прочел там какие-то пылающие письмена.
Его гость опустился на одно колено и сухими холодными пальцами закрыл эти глаза.
— Нос немного тоньше, — озабоченно проговорил отставной военный, вглядываясь в экран монитора, — и с небольшой горбинкой. Да, примерно такой… уши меньше… плотнее прижаты к голове… нет, не такие, снизу закруглены… вот это больше похоже…
Он уже второй час сидел рядом с сотрудником службы безопасности за компьютером, пытаясь создать фоторобот, пытаясь восстановить облик того человека, который вышел через служебный подъезд Эрмитажа в ночь его дежурства, в ночь странного преступления. Непривычное занятие очень утомило его.