— Вы думаете, не стоит его баловать? Смотрите, какой хорошенький.
Только подобрав все до последней крошки у нее с ладони, Васька услышал призывное ржание матери. Сорвался с места и галопом помчался к телеге.
— Ты что сеешь? Горох? — Георге уселся на меже.
— Горох.
— Не рано?
— Отец говорит, что нет.
Ветер достал из-под косынки прядь русых волос и стал играть ими, лаская щеку девушки. Раздосадованная, она повернулась лицом к ветру, чтобы он же уложил прядь на место.
— Вы позавчера видели журавлей?
— Как же! Видел.
— Вам кто-нибудь показал или сами увидели?
— Сам. Пахал на Реуте.
И она сама увидела! Они сами увидели их! Это все не случайно.
Георге сорвал несколько стебельков сухой травы, принялся плести. Спросил Русанду:
— Чего ты никогда не приходишь в клуб? Не пускают?
— Нет, пускают.
— Тогда почему не приходишь?
Она нагнулась, чтобы поднять выпавшую из кошелки горошину.
— А с кем я пойду?
И покраснела как мак — вот бывает же так, само по себе слово сорвется с языка! Зря она не послушалась отца — земля еще холодная, и горох может погибнуть. Снова нагнулась — поднять сапу, и Георге увидел в кармашке ее кофточки два зеленых стебелька.
— Что у тебя там, если не секрет?
— Подснежники. Хотите?
Она быстро вынула их и робко протянула ему.
— Ты была в лесу? — спросил Георге, тщательно очищая корешки.
— Они растут у нас в саду. Очень много их растет!
— Неужели? Вот тебе и новые фрукты.
Взял корешки в рот и на мгновение почувствовал мягкую, свежую теплоту. Тайком взглянул на кармашек, откуда их вынула девушка, и спросил:
— Вечером пойдем в клуб?
— Кто будет играть?
— Две скрипки. Придет мош Дэнуцэ с внуком.
— Если будут два музыканта, пойду.
Солнце клонилось к закату.
— Тогда я зайду за тобой вечерком.
— Приходите.
Георге поднялся и пошел к своей телеге. На ходу он обернулся. Русанда рыхлила грядки для гороха, и ветер, оставшись наедине с девушкой, снова трепал ей волосы.
«Скажи на милость, у бади Михалаке в саду подснежники, а я и слыхом не слыхивал!»
Георге поднялся из-за стола, убрал за собой посуду. Тетушка Фрэсына сидела на скамеечке перед печью, подкладывала в огонь дубовые щепки и внимательно следила за сыном. Георге надел пиджак, который носил обычно в праздники, надел шляпу и стал скручивать цигарку на дорогу.
— Георге… — Тетушка Фрэсына от удивления схватилась за правую щеку, словно у нее заломило зубы. — Не записался ли ты в комсомол?
— Чет. С чего ты взяла?
— Почему же ты не перекрестился?..
— Ей-богу, забыл.
— Разгневаешь бога, Георге! Перекрестись хоть сейчас.
— Э-э, ладно, вечером.
И ушел. Тетушка Фрэсына вышла за ним, закрыла наружную дверь, потом снова уселась на скамеечку и продолжала подкладывать в печку сухие дубовые щепки.