Смотри в оба, Ричард! Будь внимателен. Сверху надо мной поднималась
Либелла, затем Циррус и Швейцер 1-35. Я могу обойти на подъеме
Швейцер, может быть Циррус, но Либеллу – нет. Скоро мы будем уже наверху, ляжем на курс, там будет попросторнее.
И что теперь? Проводить остаток своей жизни, летая на планерах? Как теперь такому эксперту по отступлениям, как я, убежать от жизни без женщины, для встречи с которой он был рожден? Лесли! Мне так жаль!
Безо всякого предупреждения мне в глаза ударил яркий луч света.
Вспышка, брызги плексигласовых осколков; кабину швырнуло вбок: мне в лицо ударил ветер; яркий красный свет.
Я повис на привязных ремнях, затем меня вдавило в сидение – перегрузка, поначалу попытавшаяся меня вышвырнуть, теперь решила меня раздавить.
Кабина понеслась со скоростью пули. Время буквально поползло.
Ричард, тебя ударили! От твоего планера почти ничего не осталось, и, если ты хочешь жить, то выбирайся из его обломков и дергай поскорее парашютный фал.
Я почувствовал, как планер перевернуло, и он, разваливаясь на части, понесся вниз.
В красной пелене передо мной мелькали то скалы, то небо. Обломки разорванного в клочья крыла облаком вертелись вокруг меня. Небо – земля – небо: Кажется, мне не добраться до замков на привязных ремнях.
С опытом совершенства не прибавилось. Медленно оценивает происходящее.
А, привет, приятель! Не подашь ли ты мне руку? Говорят, я влип в аварию. А я не влип. Просто перегрузки такие большие: Я не могу:
Говорит не могу, а подразумевает не хочу. Я хочу: Я отстегнусь:
Слушает наблюдателя в последние секунды.
Любопытный конец жизни.
В тот момент, когда я отстегнулся, кабина исчезла. Я ухватился за фал парашюта, дернул его, перевернулся, чтобы увидеть землю до того, как парашют раскроется: слишком поздно. Мне очень жаль, вук. Так жа:
Чернота.
Очнувшись на полу трейлера, я моргнул глазами, открыл их и уставился в темноту.
– Лесли:
Я лежал на полу, тяжело дыша, мое лицо было влажным от слез. Она сидела там же, на кровати.
– С тобой все хорошо? – спросила она. – С тобой все в порядке?
Я поднялся с пола, устроился рядом с ней, придвинувшись как можно ближе, и крепко ее обнял.
– Я не хочу покидать тебя, маленькая вуки, я никогда не покину тебя, – сказал я. – Я люблю тебя.
Она едва заметно пошевелилась. Наступила тишина, и казалось, что навсегда.
– Ты: что? – переспросила она.
Тридцать четыре
Уже после двух часов ночи, позабыв о разногласиях, мы лежали на нашей двуспальной кровати и разговаривали о цветах, изобретениях и о том, какой могла бы быть наша идеальная жизнь. Я вздохнул и сказал: