– Смейся сколько хочешь, черт побери, вуки, – сказал я. – Я намерен хорошенько выучить всю эту чертовщину! Дьявольщина! Как называется эта чертова музыка?
– Ох, Ричард, – она перевела дух, утирая слезы. – Это Ромео и Джульетта:
Я продолжал петь, несмотря ни на что, и, само собой, после нескольких строф эти слова совершенно утратили свое значение. Еще бы пару строк, и я бы с легкостью чертыхался и произносил самые жуткие проклятия! А там можно освоить и другие словечки! Почему мне еще тридцать лет назад не пришло в голову практиковаться в ругани?
У входа в концертный зал она заставила меня прекратить богохульства.
Только тогда, когда мы снова сели в машину, просидев весь вечер в первом ряду и слушая Чайковского и Сэмюэла Барбера в исполнении ЛосАнжелесского филармонического оркестра и Ицхака Перлмана под руководством Зубина Мета, я смог, наконец, выразить свои чувства.
– Это была адски, дьявольски прекрасная музыка! Тебе не кажется, что это было бо: то есть чертовски здорово?
Она умоляюще возвела очи к небесам.
– Что я наделала? – сказала она. – Что я натворила?
– Какого бы черта ты ни натворила, – сказал я, – у тебя это чертовски здорово получилось.
По-прежнему оставаясь деловыми партнерами, мы решили непременно сделать какую-нибудь работу за эти недели, проведенные вместе, поэтому мы выбрали фильм для изучения и выехали пораньше, чтобы занять очередь на дневной сеанс. Улица глухо шумела и рокотала вокруг нас, пока мы дожидались своей очереди, но уличного шума для нас словно и не было, какбудто волшебное покрывало окружало нас на расстоянии протянутой руки, и все стало призрачным за его пределами, пока мы разговаривали на нашей уединенной планете.
Я не обратил внимания в этой дымке на женщину невдалеке, наблюдавшую за нами, но внезапно она приняла решение, которое напугало меня. Она подошла прямо к Лесли, тронула ее за плечо и разрушила наш мир.
– Вы – Лесли Парриш!
В то же мгновение улыбка моей подруги изменилась. Та же улыбка, но неожиданно застывшая; внутри она вся сжалась, насторожилась.
– Прошу прощения, но я вас видела в Большой долине и в Звездной тропе и: я очень люблю ваши работы, и я думаю, что вы красавица:
Она говорила так искренне и робко, что стены стали тоньше.
– О, спасибо.
Женщина открыла сумочку. – Не могли бы вы: если вас это не слишком побеспокоит, не могли бы вы дать автограф для моей Корри? Она бы меня убила, если бы узнала, что я была рядом с вами и не: – Ей никак не удавалось отыскать клочок бумаги для автографа. – Здесь что-нибудь должно быть:
Я предложил свой блокнот, и Лесли согласно кивнула.