Европа (Харитонов, Журнал «Русская жизнь») - страница 2

Все это осталось в прожектах. Война с Турцией, о которой тогда думали как о дальней перспективе, началась в том же году. Турок поддержала вся просвещенная Европа, явно или тишком. Немалую роль сыграла тайная австрийская дипломатия.

Потемкин увяз в войне. Брал Очаков, долго. Бендеры сдались быстрее. Жил в Яссах, подрывая здоровье неумеренностью и справляясь об успехах Суворова. В 1791 светлейший умер от лихорадки.

В 1794 году в просвещенной Австрии вышел роман-памфлет «Pansalvin, Furst der Finsterniss, und seine Geliebte» («Пансалвин, Повелитель тьмы, и его любовница»).


***

Сочинение вышло анонимно. Но автор у него, как у всякой анонимки, был. Техническую работу исполнил некий Гельбиг, австрийский агент при русском дворе. Текст был сработан, как сейчас полагают некоторые историки, по личному заказу императора Иосифа II.

Это была образцовая, законченная пакость в светониевском стиле, помноженном на немецкую обстоятельность. Что там было написано про Екатерину, догадаться несложно. Про князя было написано то же, но тут задача была труднее: облико морале большинства европейских политиканов того времени оставляло желать, так что упор делался на бездарности и ничтожности светлейшего.

В частности, раздраконивались все его достижения. И особенно досталось императрицыному вояжу.

Как утверждалось в австрийском памфлете, Крым после Потемкина представлял собой пустыню. Для того чтобы создать видимость порядка, князь устроил перед Екатериной и иностранцами грандиозное шоу - гнал впереди них толпу замученных крепостных, принужденных изображать счастливых поселян. Беленые домики были театральными декорациями, намалеванными на ширмах; на рынках вместо зерна в мешках был песок; одно и то же стадо перегонялось с места на место, и так далее. При этом делались намеки, что Екатерина знала об обмане, постановка-де ставилась для иностранцев - которые, однако, не дали себя обмануть.

Так не так, а «потемкинские деревни» пошли в рост, а там и в традицию. Иоанн-Альберт Эренстрём, шведский прощелыга и жулик, пошаромыжничавший на российской службе, пишет в своих поздних мемуарах про «намалеванные ширмы» как о виденном лично. Дальше легенду поставили на нон-стоповую прокрутку просвещенные умы: выражение «потемкинские деревни» («Potemkinsches Dorf») стало стремительно идиоматизироваться.

В России (или лучше сказать, «в Россию») книжку перевели довольно быстро: Василий Левшин подготовил перевод с названием «Пан Салвин, князь тьмы», с подлым эпиграфом «Быль? не быль? но однакож и не сказка». Примерно с тем же посылом писали свое любители поговорить про «распутинщину» и проч.