Родина (Быков, Харитонов) - страница 45

А в школах надо бы обязательно рассказывать, чем закончил католический проповедник Владимир Печерин, автор знаменитого стихотворения-манифеста «Как сладостно отчизну ненавидеть и жадно ждать ее уничтоженья» (М. Гершензон называл это стихотворение «ключом к пониманию умственного развития российской интеллигенции целой эпохи»). Написал в 1834 г., а в 1851-м уже просил читателей: «Не осуждайте!», просил прощения за этот глупый «припадок байронизма», объяснял ужасным юношеским одиночеством, «номадством», тоской.

Мальчик сболтнул - а «умственное развитие» осталось, все развивается и развивается, и ничем его не перебить. «Приказано ненавидеть».

…Ехали в метро, говорили - о чем же еще? - об Осетии. Откуда-то снизу к нам прислушивалась бабушка - юркая старушка, явно не городская, в платочке под горло, единственная сухая в мокрой, пылающей пассажирской толпе, - уходящий, рассеивающийся тип. Я на всякий случай потрогала сумку, но бабка деловито заговорила. «Товарищи, у меня вопрос. Муж мой в пятьдесят первом служил с одним парнем, осетином. Хорошие люди, он говорил». - «Ну… разные», - почти согласились мы. «Он говорил, хорошие. У меня пятьсот рублей есть, а куда послать, я адреса не знаю. Газету теперь и не купишь, десять рублей у нас газета стоит. Хожу, спрашиваю людей, никто не говорит». Я назвала адрес осетинской общины на Новослободской. Бабушка обрадовалась - близко, пересадка на Чеховской! - и пять раз повторила адрес. «Я и армянам помогала, - похвасталась она, - сто рублей посылала им на землетрясение - а сейчас копейки. Ну, как-нибудь, с Божьей помощью…»

Вышла из вагона, стояла, улыбалась, махала нам рукой.

Бабушка.

Свободная.

Без газеты, без интернета, без начальника в голове.

Место, где нас нет

- На нас все держится, - сказал Алексей Яковлевич и немедленно выпил. Кажется, третью - или, может, четвертую.

Я был мал еще. За стол меня пустили на правах сына своего отца. Алексей Яковлевич Японосельский, член-корр. АН СССР, знаменитость, автор культовой книжки «Интересная физика» - писанной в соавторстве с великим Львом Вогау, - приходился моему папе кем-то по научной части: научруком или вроде того. То есть, можно сказать, родственником, если иметь в виду обычный стиль отношений внутри советской науки, особенно внутри Минсредмаша, то бишь атомной отрасли.

Правда, к тому времени мама с папой уже давно и безнадежно разругались. Но Алексей Яковлевич, в отличие от многих прочих, сохранил хорошие отношения с обеими частями развалившейся семьи. Поэтому он и сидел у нас на дачной верандочке, и пил четвертую - а может, пятую.