— Целую свою нареченную.
Я высвободилась из его объятий.
— Тайную нареченную, — промолвила я.
— Тайную, но это ненадолго, — Габор взял обе мои руки в свои. — Если все будет хорошо, 18 августа, вечером, на императорском балу, я буду добиваться твоей руки.
— Не надо этого делать.
— Почему? — удивился Габор. — Я должен это сделать, если ты хочешь стать моей женой.
— Но сперва мы долго будем оставаться обрученными.
— Почему? — спросил ничего не понимающий Габор.
— Потому что это так прекрасно.
Габор поднес мои руки к своим губам.
— Мы будем обручены ровно столько, сколько это действительно необходимо, — сказал он твердо. — И ни секундой дольше. Мы должны пожениться. Иначе мы не можем быть вместе наедине.
Я молчала.
— Что с тобой? Я тебя напугал? Скажи мне, Минка, что стряслось?
Я вздохнула. Я давно уже размышляла о том, как Габор будет реагировать на слова о браке Иосифа. Но слова эти не хотели слетать с моих губ. Момент был неподходящий. Пожалуй, я поговорю об этом как-нибудь в другой раз.
Габор поднял мою правую руку, полюбовался на свое кольцо на моем указательном пальце и вздохнул.
— Я должен сказать тебе еще кое-что.
— Что же?
— Если все вдруг лопнет… скажем, мой отец будет настаивать на Фогоши или твои близкие отвергнут меня, что маловероятно, но если все же так случится… то я предлагаю, чтобы мы оба не вступали в брак и на всю жизнь сохранили верность друг другу.
— Да, так мы и сделаем.
— Знаешь, — Габор серьезно посмотрел на меня, — я не такой, как все. Я с удовольствием стану офицером. Но мне не нравится, когда из тщеславия разбивают сердца. Чтобы хорошо выглядеть перед товарищами. Понимаешь? Обманывают девушек. Обещают с три короба, на запястье носят сплетенный из ее локонов браслет, чтобы каждый мог видеть. А у самого уже есть миниатюрный портрет другой… Я хочу большой любви. Которая сохранится навек. Я хочу тебя. Когда я тебя увидел, в Хинтербрюле, я сразу понял — это она. Единственная в целом мире…
Он замолчал и снова обнял меня. Что тут сказать — я была на седьмом небе. Его сильное тело, такое надежное, его лицо так близко… Я еще не говорила, что Габор носил усы, как все господа. Только прислуга брилась дочиста. Усы у него были темные, тонкие, гладкие и выстрижены так, что открывали рот. И эти губы показались мне вдруг несказанно прекрасными, не знаю, откуда у меня взялась отвага, но я вдруг обвела своим языком контур его полных ярких губ.
По телу Габора прошла конвульсия.
Испустив стон, он обхватил двумя руками мою голову… и проделал то же самое — медленно и нежно, и вдруг, не знаю, как, кончики наших языков соприкоснулись — всего лишь на долю секунды, — но это было равносильно вспышке!