Что тут сказать? Мне понадобилась вся моя сила воли, чтобы не разрыдаться. По счастью, мне это удалось. Не прошло и десяти минут после ухода Эрмины, как раздался стук и вошла толстуха Цилли, а правило номер один гласит: «Никогда не плачь перед прислугой!»
— Доброе утро, сударыня, — сказала она, с трудом переводя дыхание. — Сегодня я принесла вам кое-что особенное. Прислано вашей тетушкой, чтобы отметить сегодняшний день. Она желает вам приятного аппетита. — С этими словами Цилли поставила на ночной столик тяжелый серебряный поднос, от которого шел дивный аромат.
— Настоящий кофе?
— Из настоящих зерен. Но стоит положить в чашку побольше сахара и налить побольше молока, должна я вам доложить, иначе он придется вам не по вкусу. Настоящий кофе, который пьют только взрослые.
Я была тронута такой любовью, потому что варка кофе — очень долгая процедура. Хороший кофе наливают по каплям. Пока кофейник наполнится, проходит целая вечность. А до этого нужно обжарить зеленые зерна и терпеть едкий чад. И только потом молоть, снова целую вечность. Сегодня все это проделали для меня.
От кофе я страшно перевозбудилась, и в обед у меня вовсе не было аппетита. Я отказалась от десерта и сразу спустилась в театральный зал. В пальмах писем не оказалось, я села за рояль и стала импровизировать из «Летучей мыши», нового шедевра Иоганна Штрауса, который я слышала год назад в театре в Вене. Эрмина наотрез отказалась подарить мне клавир, не говоря уже о либретто, потому что сочла произведение аморальным. И я играла по памяти, пока за мной не пришли. Было уже три часа, пора было заняться прической.
Я радовалась предстоящей процедуре, но она оказалась настоящей пыткой.
Йозефа появилась, тяжело нагруженная, с маленькой спиртовкой, щипцами для волос, щеткой, за нею шла тетушка, как всегда запыхавшись, с ручным зеркалом, накидкой и корзинкой, наполненной искусственными цветами. А сверху, картинкой вниз, лежали два дагерротипа, с которыми она сравнивала меня накануне того многозначительного купанья в солодовне.
Я гордилась своими волосами. Их никогда еще не стригли, и они были чрезвычайно густыми и красивыми.
— Волосы, как у императрицы, — сразу отметила тетушка.
Раньше, до приезда в Эннс, я всегда заплетала их в косы. В Эннсе Цилли, смачивая мои волосы сахарной водой, закручивала их на ночь в папильотки. Получались блестящие, ниспадавшие до талии локоны, которые я носила распущенными.
Вчера мы вымыли из волос весь клейкий сахар, а сегодня приступили к новой прическе. С помощью щипцов и душистой помады Цилли завила мне волосы и высоко уложила, затем воткнула в прическу цветы из блестящего шелка, белые и лиловые, в цвет моего платья.