Я взглянула на Габора, сидевшего напротив, и перехватила взгляд Аттилы. Он разглядывал Лизи с головы до ног и опять напомнил мне голодного волка. Ага, любит сладенькое.
— Чем обеспокоена наша голубка? — обратился ко мне генерал. — Надо кушать. Кушать! Тогда забудутся все заботы, — и на моей тарелке уже красовался разбухший от начинки шалун. — Вот! — и он протянул мне рюмку шнапса, — выпей! Это прочистит желудок. После чего можно запросто проглотить пять кусков торта.
Это был первый шнапс в моей жизни, он обжигал, как огонь. Но я не почувствовала себя голодной, я просто опьянела. В результате я позабыла о своей подвязке, то и дело кокетничала с Габором, прикрываясь веером, а завершение вечеринки помню весьма смутно. Неожиданно Лизи исчезла… Подали фрукты в хрустальных вазах. А потом, я уже не помню, который был час, вдруг появился Эрнё. Он был в короткой серой ночной рубахе, босой и удивленно глядел на нас своими карими глазами. Его торчащие уши были красными.
— Прошу прощения, не хотел мешать вашему ужину, но Чудо, извиняйте, разбушевался.
— Разбушевался? — повторил генерал с опасным спокойствием. — Почему?
— Не желает спать. Хочет докучать.
Сидевший возле меня хозяин праздника, который только что был доволен собой и миром, наморщил лоб. Черные брови сошлись в одну прямую линию.
— Докучать? — повторил он грозно. — Это как?
— Дак у него сердце, — обаятельно начал Эрнё, — как эмментальский сыр. Все в дырках, и из каждой дырочки выглядывает надоедливый чертенок и ухмыляется. Разодрал постель, испортил прекрасное новое одеяло. По всему ковру разбросаны дорогие лохмотья.
— Разорвал одеяло, — загремел генеральский бас. — Он делает это, только когда его привязывают. Силы небесные! Ты опять привязал бедную обезьянку? А потом дезертировал? Отправился прогуляться вниз к Пуке? Большая пьянка в конюшне?
— Маленькая, — благодушно поправил Эрнё.
— Маленькая что?
— Маленькая выпивка. Я и выпил-то одну маленькую…
— Негодяй! — бушевал генерал. — Ты обязан сидеть при Чуде, когда я ночью отсутствую. Я твердил тебе это сотни раз. А теперь исчезни. И приведи его.
Эрнё сосредоточенно разглядывал свои босые ноги:
— Он сегодня меня не любит, этот паршивец, — мягко сказал парень. — Кусается, коли поймает.
Габор вскочил:
— Если позволите, папа́, я улажу дело.
Генерал милостиво кивнул. Засим последовал короткий жест, и Эрнё был отпущен. Приветливо улыбаясь и низко кланяясь, он удалился. Эрмина успела сунуть ему свою тарелку, полную пирожных. Эрнё блаженно ухмыльнулся, генерал сделал вид, что ничего не замечает, а через несколько минут вернулся Габор с Чудом, который казался совсем не буйным, а заспанным. Габор держал его на руках, как ребенка, подойдя к нам, положил отцу на колени, легонько коснувшись при этом моей левой руки. Для меня это было равносильно удару молнии.