Последние слова Павел постарался произнести как можно тверже и значимей, не пряча лица, чтобы Махтуров мог воочию убедиться в его предельной искренности и расстаться со всякими болезненными сомнениями на этот счет. Их отношения и без того складывались непросто. Идти к ним по большей части приходилось ощупью, с величайшими предосторожностями и опаской, и поэтому каждому шагу требовалась дополнительная сопряженность с тщательной заботой и оглядкой на то, чтобы ничем их не смутить, не запятнать. Всякая неясность, недомолвка обязательно вели к подозрениям и недоразумениям. Вот почему Павел столь заботился о том, чтобы быть правильно понятым Махтуровым. Николай посмотрел ему в глаза долгим, по-махтуровски прямым, насупленным взглядом и помягчел, подобрел.
Выбрав место посуше, присели на груду досок, закурили. Вскоре вокруг тесный кружок образовался. Сикирин, Кусков, Туманов с Илюшиным, неразлучные степняки-колхозники Дроздов и Муратов — все наружу высыпали, наперебой случившееся обсуждали.
— Зря ты ему, Махтуров, нож отдал, — упрекнул Сикирин. — Как бы он теперь им по тебе не прошелся. Это же урки, они добра не понимают. До смертоубийства дойти может…
— Не в ноже дело, — отмахнулся Николай. — Нож он себе все равно найдет — не этот, так другой. А вот хвататься за него в следующий раз — подумает. И другие тоже…
— Помяни слово, Николай: как волка ни корми — он все одно в лес смотрит. Не простят они вам. Жди неприятностей.
— Не посмеют таперя. Таперича мы их сдюжим, — резонно вставил медлительный, покладистый Муратов.
А Дроздов непритворно изумился, будто только что открыл для себя то, что лежало на поверхности:
— И как это мы до сих пор молчали — понятия не имею. Здоровые молодые парни, фронтовиков вон сколько, а десяток задрипанных воришек на место поставить не смели! Плотнее меж себя нам держаться надо, вот что! Слышь-ка, Колычев, слух был — ты в армии-то ротой командовал?
— Командовал.
— Ну дак это… Будь в надеже, за вами держаться будем. Сильны они, волки, пока по носу не получают. А тут, глянь, сразу, как тараканы, по щелям поползли.
— Не сумлевайтесь, ребяты, — поддержим. Тока бы едино…
— Едино-то едино, — вздохнул Кусков. — Но за какой надобностью такую шваль в штрафной направляют — вот чего хотел бы я знать. Все равно ведь толков никаких не будет. Как были подонками, так и останутся. Солдаты с них, что ль, получатся? Ни черта! Морока одна…
— Сидели бы уж, как сидели по тюрьмам своим, канителься тут с ними.
— Может, под пулями-то образумятся?
— Кто? Клоп?!
— Жди, как же!
* * *