* * *
Нежданно, не попрощавшись с ротой, отбыл в запасный офицерский полк старший лейтенант Чиженко. Пожалели. Свыклись, уверовав, что не временно исполняющим обязанности, а командиром он с ними на фронт отправится. Знать, не судьба.
Впервые батальон выстроили для осмотра по форме 20 — на вшивость. Выстроились поротно около землянок. Скинув и вывернув наизнанку гимнастерки и нательные рубахи, поочередно предъявляли их на проверку.
Осмотр проводила ротный санинструктор старшина Малинина, бойкая, коротко стриженная белобрысая дивчина лет двадцати с небольшим. Внешности самой заурядной: пройдешь мимо — не вспомнишь, но дерзкая и чрезвычайно изобретательная на язык. Из тех, кого затронь — не возрадуешься.
Пользуясь случаем, штрафники помоложе и понахальнее невозможно скабрезничали, липли к старшине с непотребными мужскими откровениями и намеками. Всерьез домогательств, конечно, не позволяли, просто хохмили — срамничали из озорства, вроде бы «честь штрафного мундира» обязывала их к тому.
— Гражданин старшина, разрешите полюбопытствовать: вы «за» или «на» грехи в штрафной направлены? Если верно второе, то, может, договоримся, а? — паясничая, учтиво осведомлялся Шведов.
— Ай-я-яй, Стась, как некрасиво! Женщина, может, в участии нуждается, а ты хамишь, невежа! — тут же укорял его Бачунский. — Не обращайте внимания, старшина: у него на почве женской недостаточности прогрессирующий застой в мозгах развился. Между прочим — тоже старшина, — галантно представлялся он.
— Да это же грабеж, братва! — подал голос Кусков. — Старшина, не слушай охальников! Или всем, или запечатай совсем…
И пошло и поехало…
Но недаром говорят, куда конь с копытом, туда и рак с клешней. Витька Туманов, втайне болезненно переживавший за свой посрамленный Шведовым авторитет бывалого сердцееда, наклонившись к Малининой, тоже игриво разулыбался:
— Что-то в костях, старшина, ломота. Может, и вам охота…
Малинина перестала копаться в гимнастерке, прошлась по разрисованной Витькиной груди брезгливым надменным взглядом, точно оскорбительней предложения и представить не смела.
— Чего, чего? — И зарядила такую тираду! — Ах ты… занюханный!., сопляк!..Дон Жуан штрафной, мухами засиженный!..
Почти минутный, классически закрученный монолог Малининой поверг штрафников в благоговение. Несколько секунд над строем держалась придушенная тишина, потом шеренга дрогнула, всхрапнула и, сломавшись, забилась в корчах.
— Ой, братцы, не могу! Ага-га! Ну, Витек! Ну, удружил! — приседая на четвереньки, стонал Костя Баев. — Сдавай теперь свой станок мне, не нужон он тебе больше. Ну, отбрила так отбрила, черт в юбке, а не девка!