— А кто против?
— Известно, воевать так воевать — пиши в обоз!
— А и зачем на отделение? — послышался задиристый голос цыгана. — Ты засыпай скорей. Глядишь, на полное брюхо какая-никакая и приснится. На всю ночь твоя!
— Точно, братва! — подхватил Туманов. — Тушите свет!
Все заржали, а Костя Баев, переждав, деловито посоветовал:
— Слышь-ка, взводный, пока не поздно, прикажи этим бугаям на ночь брюки-то снять. Или пусть пуговицы расстегнут от греха подальше.
— Это для чего? — подыграл Павел.
— Дак, боюсь, несчастный случай приключиться могет, — невозмутимо продолжал Костя, — коль дойдет у них дело до баб — гляди, пуговицы с ширинок срываться начнут. Хорошо, если в потолок, а не дай бог стрельнет какая Туману в лоб. Что тогда? Это ж форменная контузия произойдет. Не дотянет пацан до передовой! — под взметнувшийся хохот заключил он.
— Зато комбат ему справку под печатями спроворит, как он на защите родины пострадал!
— Ага, жди! Сказано — кровью оправдаться можно. А у него не контузия даже будет, а конфузия!..
— Прикажи, взводный, прикажи! — катаясь в приступе смеха по нарам, просил Бачунский. — Салову и Кускову!
И пошло и поехало.
Среди ночи Павел проснулся от толкнувшегося под сердце холодка, прянул глазами на то место, где Василевич с Порядниковым на ночлег устраивались. Никуда не делись, здесь они, голубчики, и Халявин, конечно, рядышком. Разделись до нательных рубах и сапоги с ботинками сушиться выставили. После гауптвахты, отбытой Тихарем и Яффой, прыти у блатняков поубавилось, даже материться и огрызаться стали меньше. Тем не менее Павла не покидала подозрительность: не в овечью ли шкуру рядятся волки? Или приближение фронта с неизбежной развязкой так примиряюще на них действует?
Сразу после утренней проверки Колычева срочно потребовали в штаб. Вызов к начальству всегда сопряжен для подчиненных больше с тревожными, нежели с приятными ожиданиями, а если к тому же знаешь за собой грех — вовсе неуютно на душе становится. Подозвал Махтурова:
— Составь строевку и выдели наряд на кухню. Меня в штаб вызывают. В общем, смотри тут…
— Ладно, сделаю… — хмуро пообещал тот.
Оба избегали смотреть в лицо друг другу, потому что связывали вызов в штаб с выпивкой в вагоне. И как Павел ни старался придать мыслям иное направление, они упорно возвращались к тому, что болело.
Около штабного барака привычно пробежался пальцами по пуговицам, одернул шинель и, приготовившись к худшему, толкнул входную дверь.
Дежурный офицер рапорта слушать не стал. Не отрываясь от каких-то бумаг, красноречиво ткнул пальцем через плечо в одну из раскрытых дверей, показывая, чтобы поторапливался. Еще из коридора увидел Павел за столом фигуру начальника особого отдела, в задумчивости перекатывавшего в пальцах карандаш. При дневном свете лицо его казалось землистым, нездоровым, но глаза смотрели из-под широкой дуги бровей приветливо, как доброму знакомому.