– Это, похоже, теперь уже про тебя, – повел я другим локтем, упираясь уже в Жекин приятный бочок.
– Она там дальше, наверное, царевной становится, эта лягушка, – предположила оптимистичная Жека, но ошиблась.
Царевной никто в Инфантовой поэзии становиться не собирался. Наоборот, рифмы все уплотнялись и уплотнялись. Например:
«Хвостик – агностик»,
или, что еще круче:
«Хвостики – агностики».
– При чем тут агностики? – повернулась ко мне Жека, полностью игнорируя возмущенное шиканье со стороны.
– Да просто слово для него незнакомое, новое. А он ведь к ним тянется, к новым словам, вот и использует, чтобы запомнить быстрее. Метода такая по изучению новых языков, – пояснил я. А потом снова пояснил: – Вообще-то надо будет у самого автора узнать, что именно он хотел сказать в данном стихотворном контексте.
– А вот Иосиф Бродский говорил, что поэту не обязательно, чтобы читатель понимал его. Главное, чтобы сам поэт себя понимал. И Анна Андреевна Ахматова с ним соглашалась, – вмешалась Алла Леонардовна.
– Вот и проверим, – пообещал Илюха.
– Что? – не поняла сразу ДаВинчивна.
– Понимает ли сам поэт. Потому что у меня лично – очень большие сомнения.
Я в их диалоге не участвовал, потому что скоро должно было начаться про меня и мне надо было подготовиться. И началось! Без какой-нибудь подготовки, просто с ходу выстрелил Инфант рифмой:
Он Розой
В мою судьбу вошел занозой.
А потом сразу:
Пусть некоторые зовут его «А.М.»,
Не в имени хлеб и соль,
Пуд соли с ним все равно не съем,
Для меня он – пустейший ноль.
Тут с двух сторон, как я и ожидал, в мои бока уперлись локотки. Причем тот, что слева, был острее и кольче.
– Ноль, кстати, изобрели в Индии, – уточнил я для присутствующих. – До этого человечество вполне обходилось без нуля, а сразу начинало отсчет с единицы. В Индии до сих пор изобретение нуля считается основным достижением индийской науки. Так что я не в обиде, – довел я мысль до ближайших соседей. – Ни на ноль, ни на Инфанта.
И действительно, ничего такого, уж очень оскорбительного, в Инфантовых стихах не было. Ну, прозвучало у него потом:
«Лапуля – дутая дуля».
А дальше совсем неоднозначно наехало:
«А.М. Роз – Агитцен паровоз», —
что, кстати, вызвало в зале одобрительные смешки, похвальные реплики и даже редкие аплодисменты. На которые Инфант не обращал никакого внимания.
Он все читал и читал, и глаза у него светились божественным небесным огнем, будто действительно обожрался он семечек с мифического острова Лотос. Ну теми, от которых все забываешь напрочь.
Но всему приходит конец. Вот и моя одинокая тема исчерпала Инфантово воображение, и он тут же окунулся в сплошную групповуху. В смысле, сразу заскочил на всех нас троих, одним махом, не разбирая, одной, но мощной рифмой: