Но этот! Нет, это был исключительный педагог!
Когда я пришел к нему сдавать анатомию, он сразу, даже не дождавшись от меня ни слова, сказал, мягко обняв меня за плечо:
— Ни черта вы не знаете…
Я был восхищен его проницательностью, а он, по всему видно, был восхищен моим откровенным видом ничего не знающего ученика.
— Приходите в другой раз, — сказал он.
Но он не поставил мне никакой двойки, никакой единицы, ничего такого он мне не поставил! Когда я спросил его, как он догадался, что я ничего не знаю, он в ответ стал смеяться, и я тоже, глядя на него, стал хохотать. И вот так мы покатывались со смеху, пока он, все еще продолжая смеяться, не махнул рукой в изнеможении:
— Фу… бросьте, мой милый… я умоляю, бросьте… ой, этак вы можете уморить своего старого седого профессора…
Я ушел от него в самом прекрасном настроении.
Во второй раз я, точно так же ничего не зная, явился к нему.
— Сколько у человека зубов? — спросил он.
Вопрос ошарашил меня: я никогда не задумывался над этим, никогда в жизни не приходила мне в голову мысль пересчитать свои зубы.
— Сто! — сказал я наугад.
— Чего? — спросил он.
— Сто зубов! — сказал я, чувствуя, что цифра неточная.
Он улыбался. Это была дружеская улыбка. Я тоже в ответ улыбнулся так же дружески и сказал:
— А сколько, по-вашему, меньше или больше?
Он уже вздрагивал от смеха, но сдерживался. Он встал, подошел ко мне, обнял меня, как отец, который встретил своего сына после долгой разлуки.
— Я редко встречал такого человека, как вы, — сказал он, — вы доставляете мне истинное удовольствие, минуты радости, веселья… но несмотря на это…
— Почему? — спросил я.
— Никто, никто, — сказал он, — никогда не говорил мне такой откровенной чепухи и нелепости за прожитую жизнь. Никто не был так безгранично невежествен и несведущ в моем предмете. Это восхитительно! — Он потряс мне руку и, с восхищением глядя мне в глаза, сказал: — Идите! Приходите! Я жду вас всегда с интересом!
— Спросите еще что-нибудь, — сказал я обиженно.
— Еще спросить? — удивился он.
— Только кроме зубов.
— А как же зубы?
— Никак, — сказал я. Мне неприятен был этот вопрос.
— В таком случае посчитайте их, — сказал он, приготавливаясь смеяться.
— Сейчас посчитать?
— Пожалуйста, — сказал он, — я вам не буду мешать.
— Спросите что-нибудь другое, — сказал я.
— Ну хорошо, — сказал он, — хорошо. Сколько в черепе костей?
— В черепе? — переспросил я. Все-таки я еще надеялся проскочить.
Он кивнул головой. Как мне показалось, он опять приготовился смеяться.
Я сразу сказал:
— Две!
— Какие?
— Лоб и нижняя челюсть.
Я подождал, когда он кончит хохотать, и сказал: