— Кошмар, — сказал я, — это действительно кошмар.
— Для вора, — посчитала нужным добавить она.
— Но этот кретин, — сказал я, — тем не менее…
— Какой кретин? — не дав мне договорить, она прямо-таки уничтожающим взглядом посмотрела на своего мужа.
— Мерзавец какаду, — сказал я.
Нет, она уже никак не могла остановиться.
— …А вы не находите, что у нас в комнатах все-таки немного тесновато? И не много ли дверей, а? Двадцать две. Не многовато? Двадцать две на такую квартиру, сами понимаете…
Откуда я мог знать, сколько полагается дверей на такую квартиру?
Я сказал:
— У вас очень просторно, как нигде, а дверей столько, сколько нужно в данном случае.
— По-честному, давайте по-честному. Сколько бы вы поставили дверей?
— Точно столько же, сколько у вас.
— Ну вот, видишь! — На этот раз она совершенно презрительно посмотрела на своего мужа.
— Я все-таки считаю, — сказал муж, — что одной двери могло бы и не быть.
— Я этого не заметил, — сказал я с видом абсолютного знатока дверей.
— Помолчал бы ты уж, Константин, — сказала хозяйка, — а вы знаете, мы хотим еще кухню перегородить.
— А кухню зачем?
— Вторую плиту поставить.
— А… зачем?
— Они сами по себе — мы сами по себе.
— Кто — они?
— Какаду и Митрофан.
— А зачем им быть самим по себе?
— Видите ли, Петр Петрович, как вам это пояснить, у них свои наклонности — у нас свои, с ростом у их проявляются индивидуальности, а мы, сами понижаете, в возрасте другом. У них развились вкусы, Митрофан сам готовит, никому не позволяет, и создается толчея у плиты…
— Толчея у плиты, — повторил я, чтобы что-нибудь сказать.
— Вот вы меня сразу поняли, а для хозяйки, согласитесь сами…
Я закивал головой в знак согласия.
— Нет, вы действительно согласны? А он… — и теперь она уже каким-то третьим взглядом посмотрела на своего мужа.
— Ну, если Митрофану это необходимо, — я почувствовал, что говорю серьезно и ввязался в разговор потрясающе дурацкий.
— Ну, если вы мне не верите, пусть он вам сам скажет.
— Я люблю одно, а она любит другое, — сказал Митрофан.
— Ну вот, видите! Иногда он мне помогает, но сейчас характер у него резко изменился… в сторону эгоизма.
Кот сказал:
— Врет она.
— Ну вот видите, как он со мной стал разговаривать! Раньше этого не было.
— Да не слушайте вы ее, — сказал кот, — вечно врет.
— Ну вот видите, видите, ремизить так свою хозяйку… Ах, Митрофаша, Митрофаша… Вы не поверите, мы его назвали в честь этого самого Митрофана, кота из литературы… Ну как фамилия этого писателя?.
— Какого вы имеете в виду?
— Ну, этот… с бородой.
— Хемингуэй, что ли?
— Другой…
— Молодой или старый?