Священнику не было известно, что Бонни вовсе и не собиралась становиться актрисой. Она приехала в Манхэттен, потому что ей не хотелось проматывать красивое лицо и стройную фигуру в браке с каким-нибудь занудой из Хопвелл-Юнкшон — с каким-нибудь толстобрюхим жлобом, который по воскресеньям удирает из дому в кабак, чтобы, потягивая пиво, бессмысленно пялиться в телевизор.
Бонни ждала от жизни большего. Ей нужен был преуспевший в жизни мужчина, который поселил бы ее в двухэтажной квартире с видом на Центральный парк, который возил бы ее летом и зимой на экзотические курорты, позволил бы ей нанять служанку, а когда появятся дети, няньку. Священнику не было также известно, что к двадцати пяти годам сама мысль о том, что придется отсосать у еще одного мужика, вызывала у нее отвращение, чуть ли не рвоту. И она обнаружила, что выпивка и кокаин помогают ей справиться с этой неприятной процедурой во все более безнадежных поисках идеального супруга.
Две одноклассницы Бонни рыдали на церковной скамье, пока их мужья пытались образумить расшалившихся детей.
Священник причитал:
— Такая милая, такая добрая, что Господу захотелось призвать ее к себе.
Вздор, подумал агент из Ведомства генерального прокурора по имени Фрэнк Кристофер — высокий мужчина, бывший моряк, с острыми чертами лица, благодаря которым он получил прозвище Дик Трэси, так как считалось, что он похож на этого знаменитого киноартиста. Пять лет назад он поймал Бонни на грошовой операции по покупке пяти граммов кокаина. Ночь, проведенная в следственной камере женской тюрьмы, убедила Бонни в том, что она не создана для жизни за решеткой. Глядя в сторону алтаря, где был установлен гроб, Кристофер признался себе в том, что Кекс постепенно начинала ему нравиться. Она была простой и душевной. Никогда не забывала поздравить его с днем рождения или с Рождеством. Те немногие приличные галстуки, которые у него имелись, были получены от нее в подарок. Он сейчас раскаивался: ему уже давно следовало законсервировать ее как агента. Спиртное и наркотики подействовали на остроту ее восприятия, она стала вести себя беззаботно там, где беззаботность означала верную гибель. Конечно, он понимал, что угрызения совести рано или поздно пройдут, потому что он был агентом федерального ведомства, а Кекс — всего лишь одним из его подручных.
Юдит Стерн достала носовой платок из черной сумочки от Гуччи и поднесла его к глазам, подумав при этом, что лучше уж даже оказаться в постели с Гектором, — пусть лижет ей клитор, — нежели высиживать на этой невыносимой церемонии.