На этот раз он поднимался на ноги медленно — сознавая, что делает это скорее всего последний раз в жизни. Он многое успел запомнить, поднимаясь: мечущегося без седока, испуганно трубящего Седого, искаженное яростью лицо скачущей на выручку и размахивающей кистенями Чаги, пристальное мерцание металла в синем небе.
— За что? — хрипло спросил он по-русски. — Что я вам сделал?
Противник переступил — мягко, по-кошачьи, босая нога его попала в подсыхающую лужицу, и между чистыми пальцами выдавилась полужидкая лоснящаяся грязь. Почему-то именно это потрясло Влада больше всего. Сейчас его сомнут, продавят между пальцами, как эту грязь, и тщательно потом отмоют — с золой… Его, явившегося сюда ради них — жестоких, безмозглых, маниакально чистоплотных животных с прозрачными серыми глазами…
Влад почувствовал, как кровь отлила у него от лица. Он выпрямился и, сунув руку за пазуху, с ненавистью уставился на противника. Видимо, это его и спасло — туземец удивился и подарил ему еще одну секунду…
…Стальное лезвие бесшумно выскользнуло из рукоятки — и все в степи замерло, отпрянув…
С сияющей смертью в руке Влад шагнул вперед, но сделать ничего не успел. Не потратив зря ни мгновения, всадники развернули зверей и погнали их прочь. А спустя секунду в седле оказался и противник Влада.
— Йо!.. — И коричнево-черный зверь рванул с места.
Не помня себя и чуть не плача от пережитого унижения, Влад размахнулся и кинул нож в спину туземцу — в ненавистную, оплетенную сухими мышцами спину. Нож не был предназначен для метания, да Влад, впрочем, и не надеялся поразить противника — метнул скорее от избытка чувств. Клинок влепился плашмя между лопатками, но в этот миг над степью сверкнуло, взвизгнуло — и подоспевший металл, промахнувшись по ножу, ударил туземца в голову.
Коричнево-черный зверь, всхрапнув от ужаса, резко подался вниз, к земле, и мертвый всадник завис на секунду в воздухе — с раскинутыми ногами и с наполовину снесенным черепом. Металл ударил еще раз, не дав ножу долететь до земли каких-нибудь двух дюймов, а Влад даже не догадался залечь — стоял и, не веря, смотрел на дело рук своих…
Потом не травы поднялась Чага и подошла, волоча за собой кистени. Седого и Рыжей видно не было — не решились встать без команды. Чага взяла за повод коричнево-черного зверя, и он поднялся, дрожа и косясь на распростертое тело хозяина. Повернулась к Владу, и тот растерялся, увидев ее глаза. Впервые Чага смотрела на него со страхом.
— У тебя больше ничего нет? — спросила она.
— Ничего, — сказал он. — Честное слово… Ты прости меня, Чага. Так получилось…