«Ну, открывай же… – мысленно торопит Борис сестру. – Эдик не запирал, просто захлопнул… быстрей… быстрей же, дура…»
Замок с каким-то секретом, или же просто Танька не знает, где нажимать и что в какую сторону крутить; она бы разобралась, она бы обязательно разобралась, будь у нее хоть чуть времени, но времени нет.
– В комнату! Запремся, позвоним… – она хватает Бориса за рукав.
Он оцепенело смотрит на дверь, на несколько миллиметров стали, отделяющих их от свободы, но Танька буквально тащит за собой. Он бежит медленно, еще сильнее кривясь на бок и шипя от боли.
Спальня родителей Эдика. Заперта! Дальше…
Они заскакивают в его комнату – последнюю по коридору. Дверь довольно прочная, из мореного ореха, и (спасибо Эдику, отстоявшему у родителей святое право на личную жизнь) на ней тоже замочек – немудреный, запирающийся изнутри одним движением латунной шишечки – она поблескивает в сочащемся с улицы свете, искать на ощупь не приходится.
Танька запирается, едва ввалившись в комнату – вовремя – за дверью шаги.
Радоваться рано, преграда хилая – верх двери застеклен. Стекло не сплошное – маленькие, разноцветные, толстые и мутные кусочки в прихотливо извивающемся деревянном переплете – прежнему Димке не преодолеть бы эту преграду, но… припереть чем-нибудь? – Танька не додумывает эту мысль…
– Свет, дура, свет!!! – задушенно, но достаточно громко хрипит брат, и Танька шарит у дверей в поисках выключателя.
«Телефон, бля, где у него телефон…» – Борис знает, что аппарата в комнате нет, но труба, Эдиков айфон – его не разрешали таскать в школу и большую часть времени он болтался здесь…
Специальный держатель на стене, справа от учебного стола, пуст. «Раздолбай херов…» – Борис лихорадочно сбрасывает со стола кучу наваленной там всякой всячины – бумаги разлетаются по комнате, дорогие игрушки падают и хрустят под ногами – и нет среди них только одной, самой нужной сейчас…
У Таньки, включившей свет, это действие словно отняло последний остаток воли – она стоит у двери, не в силах отойти и помочь Борису в поисках…
Дверная ручка яростно дергается вверх-вниз. Танька сбрасывает оцепенение.
– Димка! Ты меня слышишь?! Очнись, Димка, игра кончилась… Ты слышишь меня?!!! Проснись, ты же Димка, ты не «Мальчик-Вампи-и-и-ир»!!!!!
Ее голос, сначала трогательно-умоляющий, срывается на бешеный крик… И тут Боря смеется – жутким, квакающим смехом, переходящим в стон боли:
– Хе-хе-хе-у-уй-а-а, бес… бесполезно… он слышит только Эдика… а Эдик… хе-хе-ох-х…
Он перебирается от стола к стеллажу и бесцеремонно скидывает с него все на пол. Едва успевает поймать падающий кожаный футлярчик с айфоном – взрыв боли от резкого движения не может заглушить радость: сейчас, сейчас, он наберет две знакомые цифры и все встанет на свои места. Все вернется, психа заберут куда следует, через пару недель Эдик выйдет из больницы и с гордостью станет показывать украшающие мужчину шрамы, когда они со смехом начнут вспоминать происшедшее…