Вдруг в углу послышался какой-то шорох, за которым последовал стон.
— Кто здесь? — Встрепенулась Вероника.
Алексей поднялся, в углу камеры горела лампадка, совсем маленькая она освещала, лишь метр вокруг себя. Мещеряков взял её и направился в тот угол, откуда слышались звуки. На небольшой куче перепрелой соломы лежал человек. В лохмотьях, которые только лишь слегка прикрывали тело, трудно было определить, какую он носил когда-то одежду. Тело с множественными следами пыток представляло собой сплошную рану. По сути это уже был и не человек, а так, кусок мяса, доживающий здесь последние часы. Алексей приподнял голову сокамерника, попытался рассмотреть его лицо.
— Вы кто? — Спросила Вероника.
— Свои, — чуть слышно прошептал тот, глядя на девушку широко раскрытыми глазами, — пить.
Мещеряков осветил вокруг и увидел в углу деревянную кружку, ней оказалась вода.
— На, брат, попей, — поднёс он кружку к губам товарища. Тот сделал несколько небольших глотков, откинулся на руку Алексея и начал внимательно рассматривать Веронику.
— Антипова, — на его губах появилось подобие улыбки, — ты всё такая же красивая.
— Ты кто? — Повторила свой вопрос девушка.
— Винниченко.
— Гриша!? Как ты здесь оказался? Это Гриша Винниченко, тот самый, что в последней группе был, — пояснила Вероника Мещерякову.
— Я где-то так и понял. Григорий, ты можешь говорить-то?
— Пока ещё могу, — очень тих и с перерывами произнёс тот.
— Гриша, а где Виктор, он с тобой был? Ты что-либо знаешь про остальные группы?
— Все здесь, если ещё живы, в чём я не уверен. Виктор был со мной, его вчера забрали, не выдержал парень.
— Что здесь происходит и где мы вообще?
— Вы не поверите, но мы при дворе того самого Ивана Грозного. Это и есть пресловутая Александровская слобода.
— Как мы здесь очутились?
— Вы где останавливались, в таком доме, утопающем в саду и с резными наличниками?
— Да у бабки с дедом, дед этот нас туда и привёл.
— Ага, потом наливкой угощали?
— Точно.
— Я не понимаю, как это они делают, но этот самый дед, он вычисляет всех приезжих, и если видит, что кто-нибудь представляет угрозу, поселяет у этой старухи, а потом, напоив наливкой, они переправляют всех сюда, и никаких следов. Нет тела, как говорится, нет дела.
— Но как такое, возможно, это же шестнадцатый век? — Удивилась Вероника.
— Я не знаю, это ты у нас в научном отделе работала, я опер, к науке никакого отношения не имел. Но то, что это шестнадцатый век, гарантирую. У нас так не пытают. Вы не поверите, но я рассказал им всё.
— Поверим, Гриша, поверим, — успокоил товарища Алексей. — Такой вопрос.