– Я хотела спросить тебя, – нерешительно поинтересовалась Фима. – Эта купчая, из-за которой там, в конторе… – она не договорила. – Откуда она взялась?
Собираясь с мыслями, Дайнека молчала, а потом неожиданно для себя разоткровенничалась. Она рассказала о смерти бабушки, о том, что произошло с Костиком, а потом с ней, и о той грустной истории, которая случилась сто лет назад. Даже пересказала все письма, она их помнила наизусть.
– За два дня… – Фима высморкалась в платок. – План… по слезам и соплям… мы перевыполнили.
Глава 52
Портрет обугленной розы
Старинная дверь распахнулась, и они оказались в комнате Николая Бережного.
– Заходи, Фима, не бойся.
– Неужели сто лет?
– Мне тоже не верилось. – Дайнека огляделась. – Вот здесь все его работы. В России почти ничего не сохранилось, только одна картина выставлена в Третьяковке. Называется «Венецианские видения», но я никогда ее не видела.
Дайнека остановилась посреди комнаты и оглянулась на Фиму:
– Посмотрим? Знаешь, у меня руки трясутся.
– Я тоже волнуюсь, – ответила Фима.
Дайнека аккуратно сняла ткань, которая укрывала картины. Стараясь не трясти ею, передала Фиме, и та сложила ветхие лохмотья в углу комнаты. Осторожно, опасаясь повредить, Дайнека выдвинула первую с края картину. Она оказалась не слишком большой, ее можно было рассматривать, удерживая перед собой в вытянутых руках. Покрытое масляными красками полотно хорошо сохранилось, и только в некоторых местах небрежной паутинкой разбежались по поверхности мелкие трещинки.
Глядя на картину, Дайнека узнавала главную набережную Венеции. Она была многолюдна и залита солнечным светом. Под белоснежными кружевными зонтиками прогуливались дамы с кавалерами. Собака непонятной породы, мальчик, рисующий красками. Неожиданно для себя она заметила, что улыбается. Чувствовалось, что для художника это было счастливое время.
– Тысяча восемьсот девяносто девятый… – услышала она голос Фимы. – Здесь, на обороте, указана дата.
– Он только что приехал в Венецию, это одна из первых его работ. – Дайнека поставила картину к стене, отошла подальше и внимательно посмотрела на нее еще раз. Потом потянула на себя следующую картину. Она оказалась слишком большой, без помощи Фимы было не обойтись.
– Фима…
– Подожди, я сейчас.
Обернувшись, Дайнека увидела, что та стоит у портрета. Она подошла и остановилась рядом.
– Николай Бережной.
– А это кто? – спросила Фима, указывая на второй портрет.
– Баронесса Эйнауди.
– Ясно… – Фима грустно кивнула и отвернулась.
Очень бережно они вытащили на свет огромную картину и поставили ее к стене рядом с первой. Отступив на несколько шагов, молча разглядывали ее.