Яркая вспышка, и темнота. Нет больше потока. Боли тоже нет. Есть только темнота и пустота. Я всегда знал, что у пустоты, обязательно чёрный цвет. Чёрный-чёрный. Чёрнее ничего быть не может. В этой пустоте, я окончательно и растворился. Я перестал быть собой. Я сам стал пустотой. Я умер.
Когда я открыл глаза, то в начале, даже не понял, что передо мною. Как будто я смотрю на кусок дерева через увеличительное стекло: вот видны древесные волокна, а вон там, с краю этой деревяшки, видны следы пребывания древоточца, все настолько было крупным, что казалось, что кто-то, просто увеличил, обычную деревянную доску в сотни раз. Я попытался пошевелить рукой, мне хотелось пощупать, то, что я вижу, может, я просто сплю и это сон. Резкая боль в руке, заставила меня сморщиться, а когда я опять посмотрел перед собой, то видение прошло. Я лежал на кровати и надо мной был обычный дощатый потолок, который есть в любом крестьянском доме. В целом, я чувствовал себя нормально, присутствовала общая слабость, но голова была ясная, и особо ничего не болело, только рука сильно затекла и пульсировала от того, что я ей начал шевелить, по жилам побежала кровь.
Нашел в себе силы, и поднялся с кровати. Но не стал слезать на пол, а наоборот встал на кровать, и начал внимательно рассматривать доски потолка. Так и есть, вот ярко-выраженные древесные волокна, а вот и дырочки от жуков древоточцев. Интересная у меня галлюцинация только, что была?! Я смог рассмотреть миллиметровую дырочку на расстоянии в пару метров, да еще и в темной помещении. Попытался пару раз сфокусировать зрение, но ничего не получилось, сверхзрение не возвращалось.
— Что ищешь крюк, на котором повесишься? — раздался скрипучий голос бабы Нюры.
— До чего вы бабушка, добрый человек, прям мать Тереза, — огрызнулся я. — Долго я в отключке провалялся?
— Нет, кто тебе даст в отключке валяться. Клавдии, надо сына вызволять. Она все сделает, чтобы тебя сегодня, к вечеру в Краснознаменск, доставили. Завтра утром, её сына отправят по этапу.
— К вечеру, так к вечеру! Мне бы, с вашим старостой поговорить, ну или кто у вас тут самый главный в вашей деревеньке?
— Здоровый такой бугай. Ты его видел. Петром кличут, — ответила вредная старуха. — Он у нас и староста, и воевода и завхоз. Во дворе стоит, ждет, когда ты проснешься. Поговорить с тобой хочет, на счет сына Клавдии. А ты и вправду, вместо него на каторгу поедешь? Зачем тебе это?
— Я так понимаю, что долг у меня теперь перед матерью этого вашего каторжанина, — усмехнулся я. — А долги надо отдавать. Если бы вы меня не исцелили, то, скорее всего я бы уже разлагался. Правильно?