Посудачить вволю подружкам не довелось.
Зимний день короток. Вскоре погасли солнечные лучи за окнами, из всех углов повылезали таинственные тени.
А тут еще Ивор Бокшич из мастерской пришел, смурной и усталый.
Гостьи стали прощаться с Фетиньей.
Фетинья решила проводить подруг до ворот.
— Шубейку накинь! — строго окликнул Фетинью Ивор Бокшич, видя, что та собралась выскочить на холод в одном платье и платке.
— Заботливый он у тебя! — шепнула Пребрана Фетинье уже на ступенях крыльца.
— Так и должно быть, — улыбнулась Фетинья.
Выждав, когда Устинья и Стояна выйдут за ворота, Фетинья придержала Пребрану за рукав ее заячьей дохи.
— Слышь-ка, Пребрана, — негромко промолвила Фетинья. — Я хочу, чтобы ты стала крестной матерью моему первенцу. Ведь кабы не твоя мать, то не видать бы мне своего счастья.
— Я согласна, — сказала Пребрана.
Обрадованная Фетинья расцеловала Пребрану в обе щеки.
* * *
Страшный дар привез Юрию Игоревичу сотник Лукоян, который угодил в плен к татарам во время штурма Нузы. Сотник привез в Рязань отрубленную голову воеводы Воинега. Это было предупреждение князьям рязанским от Бату-хана.
— Мне велено передать, коль не дождется Батый изъявления покорности от рязанских князей, то будет вынужден обнажить свою саблю, — сказал Лукоян на собрании князей. — Покуда же Батый лишь взялся за рукоять своей сабли. Именно так следует понимать взятие татарами Нузы.
В гриднице, кроме Юрия Игоревича, находились Юрий Давыдович, Всеволод Михайлович с обоими своими братьями, Давыд Юрьевич и трое братьев Ингваревичей: Роман, Глеб и Олег Красный.
— Так ты говоришь, Батый пощадил тебя из-за храбрости твоей, — обратился к сотнику Всеволод Михайлович. — Сколько же татар ты перебил?
— Восемь или девять, может, больше, — устало промолвил Лукоян, сидя на стуле возле длинного стола. Он еще не успел отдохнуть после трудной дороги.
— А другие храбрецы, кроме тебя, в дружине Воинега были? — спросил Юрий Игоревич.
— Были, — ответил Лукоян, — токмо все они полегли в битве. Один я в живых остался. Кабы не сломался мой меч, то не взяли бы татары меня в плен.
— Что сказал тебе Батый, когда тебя привели к нему? — прозвучал вопрос муромского князя.
— Батый сказал мне через толмача, что он будет пить кумыс и думать, какой смерти меня предать, — молвил Лукоян. — Тем временем ханские слуги складывали рядком всех убитых при взятии Нузы мунгалов. Батый осмотрел мертвецов и велел сжечь их на костре, такой у татар обычай. При этом колдуны ихние били в бубны и плясали с дикими завываниями.
— Тьфу, мерзость какая! — вырвалось у Всеволода Михайловича.