Он хотел сказать, что Зинон не имеет ничего против его визитов, что она сама приходит к нему в гости уже три ночи подряд, но как в таком признаться? Даже Алисе. Особенно – Алисе…
Она плотно притворила за собой дверь, сказала спокойнее:
– Завтра же я перевезу Зинон в другую клинику. Будь уверен, я освобожу ее от твоего назойливого внимания! Если понадобится, найму охрану…
…Зинон говорила, что больше не придет, что «Она» собирается ее освободить… В мозгу что-то щелкнуло. Господи, этого не может быть…
– Ты собираешься отключить аппаратуру? – спросил Клим внезапно севшим голосом. – Собираешься отпустить ее насовсем?! Думаешь, она этого хочет?
Белые лилии упали на кафельный пол. На серых плитах цветы выглядели жалко и неуместно. Захотелось побыстрее собрать их…
Алиса его опередила. Ее руки порхали над цветами и сами были похожи на белые лилии: тонкие запястья – стебли, пальцы – лепестки, белые повязки. Зрелище оказалось завораживающее, Клим усилием воли отвел взгляд. Ему нельзя поддаваться очарованию этих рук-лилий. Ему нужен трезвый ум…
Он все-таки не удержался, посмотрел. Тонкая маечка поползла вверх, обнажая поясницу. Еще чуть-чуть – и на свет божий выглянет клеймо-трилистник. Клим затаил дыхание: с трилистником его связывали особые отношения…
…Трилистника не было! На пояснице не оказалось даже намека на трилистник. Что за чертовщина?!
Алиса или клон Алисы – Клим теперь ни в чем не был уверен – собрала цветы, выпрямилась, одернула майку, сказала, чеканя каждое слово:
– Панкратов, у тебя бред, и, если ты сейчас же не уберешься, я вызову охрану.
– Я уйду, – пообещал он, всматриваясь в сине-зеленые ведьмовские глаза, – но ты запомни: если с ней что-нибудь случится, даже несчастный случай во время транспортировки, даже естественная смерть, ты за это ответишь. Я переверну пол-Москвы, но узнаю правду. Ты меня поняла?
В ведьмовских глазах плясало ведьмовское пламя, губы изогнулись в презрительной усмешке:
– Это говоришь мне ты?! Ты, человек, который отказался помочь Зинон?! Убирайся! Я тебя не боюсь!
А ведь боялась, он кожей чувствовал ее страх. Даже воздух в палате пропитался страхом и ненавистью так, что стало трудно дышать. Хорошо Зинон, за нее «дышит» аппарат, а ему действительно пора…
Клим уселся на скамейке в маленьком скверике, дрожащими пальцами достал из пачки сигарету, но так и не зажег ее, задумался. Может быть, он все-таки сходит с ума? Или уже сошел? Надышался в «Блиндаже» угарного газа, вот и поехала крыша: сначала стало мерещиться то, чего не должно быть, потом исчезло то, что должно было существовать. Говорящая летучая мышь, вместилище не знающей покоя души Зинон. Мертвые лилии на серых плитах. Алиса, освободившаяся от клейма-трилистника, решившая, что ее подруге лучше умереть, чем мучиться между «там» и «здесь»…