Вот потому-то и перебежал час назад к ним из Гостилиц преображенец Гаврила Державин, словно скорое поражение предчувствовал и вторично на сторону победителя переметнулся. То добрый знак был – ранее к противной стороне переходили…
Гостилицы
Пробуждение застигло Петра вовремя – ему снился сон, что в общаге он зашел в туалет и собирается облегчиться. От этого ощущения и проснулся.
Широкая и мягкая постель, большое окно, шторки закрыты, шкаф, поставец, три удобных кресла с резным столиком, а в углу массивный сундук. Половики везде наброшены, мохнатые медвежьи шкуры – красота в исконно русском стиле.
Дверь тут же раскрылась, и на пороге появились два голштинца, сразу видно, что нетерпеливо ожидали его пробуждения. Однако Петр тут же спросил их о наболевшем:
– Где тут сортир, орлы? Ретираду показывайте, быстрее!
Однако никуда ходить не пришлось – расторопный вихрастый мальчонка тут же влетел в комнату, будто вместе с офицерами сидел под дверью, и принялся устанавливать мудреное сооружение, похожее на тумбочку с отверстием и крышкой.
Петр ухмыльнулся – такой оригинальной конструкции туалета ему еще не приходилось видеть. Офицеры стыдливо вышли из комнаты, выскочил за дверь и мальчишка.
Император уселся на стульчак орлом, дотянулся до столика, взял из знакомой коробки папироску, прикурил от свечки – на душе стало хорошо.
Ничего не болело, голова светлая, здоровье распирает – и даже вонизма от повязок не чувствуется. И только сейчас он осознал, что сидит совершенно голый – ведь не считать же одеждой повязки на бедрах, лодыжке, кисти и голове. А мозг уже сделал главный вывод – все в порядке, иначе уже все кругом суетились бы.
Это его сразу успокоило, и он продолжил свое «сидение». Сделав нужное дело, Петр воспользовался заранее положенной мягкой тряпочкой, закрыл крышку «сиденья» и снова юркнул под одеяло. И сразу же начались хлопоты – в комнату зашел Гудович, коротко поклонился. Петр жестом указал на кресло и папиросы.
Генерал чиниться не стал, тут же закурил и уселся в кресло. Эта мягкая хитрость сбила его с толку, и прошло полминуты, пока Гудович собрался с мыслями. Выглядел генерал неважно – даже в вечерних сумерках было видно, как покраснели у генерал-адъютанта глаза.
– Тебе надо поспать, мой дорогой друг, – Петр перехватил инициативу и начал первым, – не меньше пяти часов. Это приказ.
– После доклада вашему величеству, – отрезал генерал и пошел сразу на попятную, – я прилягу, а меня сменит в штабе барон Рейстер.
Петр завернулся в одеяло, как римский патриций, подошел к столу, закурил, затем прижал рукой плечо попытавшегося встать Гудовича и усадил того обратно в кресло. Уселся на кровать и изрек: