Я кивнула, поняв шутку. Действительно, дурацкий вопрос.
— Ну, просто я подумала, может, ты от голода не можешь заснуть?
Чад приподнялся на локтях и сказал:
— Нет, я решил не спать отнюдь не от голода.
Какой сарказм! Откуда это в нем? Не скажу, что меня злит эта манера, просто кого-то напоминает. Интеллигентного клерка из видеосалона? Студента с задней парты?
— Уже ухожу, Чад.
— Спокойной ночи, мам. Утром увидимся.
— Послушай, может, когда ты чуть отдохнешь, съездим к дедушке?
— Не вопрос. Только не раньше субботы. Во вторник и в среду я работаю — еще прошлым летом он договорился с фирмой по ландшафтному дизайну, — а завтра еду к Офелии. Если папа даст машину.
— К Офелии?
— Ну да, к Офелии.
— А где она?
— Приехала на лето в Каламазу, в университетский лагерь.
— Понятно. Ты с ней встречаешься? С Офелией?
— Завтра встречусь. Да я не видел ее с прошлых каникул. И почему ты произносишь ее имя, как будто это вид тропической лихорадки?
— Ну что ты! — Я сказала это слишком громко. Чуть не разбудила Джона. — Я говорю совершенно нормально. Офелия.
— Офелия, — повторил он, как будто поправлял меня, хотя никакой разницы в произношении имени девушки я не заметила.
Офелия.
Уже спешит к ней, в первый же день после приезда?
Что он нашел в этой девчонке? Мне она не казалась ни хорошенькой, ни талантливой. Наверняка в Беркли девушки более изысканные, более интересные. Я представляла себе, как Чад познакомится с милой, немного оторванной от жизни девушкой, предположим студенткой факультета английского языка, может, даже писательницей, словом, с девушкой, чем-то похожей на меня.
Но Офелия?
Помню ее плоскостопные лапы в слишком тесных туфлях, в которых она ковыляла по нашей лужайке, кривясь чуть ли не каждом шагу. Джон рассаживал их с Чадом, чтобы сфотографировать. «Улыбка!» — возвещал Джон и получал в ответ кисловатую гримасу Чада и слишком широкий оскал Офелии Ванрипер. Простушка. Внешность — на грани между серостью и уродством, в зависимости от освещения.
Откуда, удивилась я, во мне столько недоброжелательности к милой девушке, которая нравится моему сыну?
С каких это пор внешность приобрела для меня такое значение?
Не я ли сама внушала маленькому Чаду, что нельзя дразнить толстых девочек, нельзя думать, что некрасивая девочка не может быть прекрасным человеком. Когда Чад учился в седьмом классе, я нашла на его письменном столе спортивный журнал с рекламой купальников. И тут же воспользовалась предлогом, чтобы рассказать ему об идеализации женщин. Замечательно, если человек выглядит внешне привлекательно, говорила я, но самое главное, что у него внутри.