Время замерло. Были только жуткая скорость и крик. Больше ничего.
Наконец Фьямма нащупала тормоз, но было поздно. Она совершила геройский поступок. Собрав остатки сил и мужества, она вдавила педаль. Вслед за ногой все ее тело съехало туда, где располагались педали. Но ей удалось остановить машину на волосок от старого дурака.
И вот, когда машина резко затормозила, мама отправилась в полет. Я видела ее тело высоко над дорогой. Шляпку, сорванную порывом ветра, унесло к морю, и больше я ее не видела. Юбка зеленого платья надулась, как парашют, но не могла спасти мамочку. Из прически повыскакивали шпильки, и волосы пышным облаком летели следом. Я услышала тихие шлепки — это шпильки попадали на дорогу. А мама все кричала. Кричала, кричала, кричала… Я видела ее словно в замедленной съемке. Смутно сознавала, что тоже пострадала, но я была пристегнута ремнем безопасности.
Мама долетела до высшей точки и стала неминуемо приближаться к земле. Теперь она кричала совсем на другой ноте. Видимо, сила земного притяжения добавила ей полутонов. Глаза ее по-прежнему были широко раскрыты. Безусловно, они видели приближавшуюся землю. Увлекая за собой сушившееся на веревке белье, мама налетела на огромную пальму и со всей силы врезалась в нее, оставив в волосатом стволе великолепно-белые передние зубы.
Старик перестал кричать. В результате аварии он не пострадал, но тут же лег на дорогу перед машиной и зачем-то умер. Его дочь рухнула, как подкошенная, изо рта пошла пена. Двигатель машины тоже умер. Потом раздался несильный, но весьма меткий взрыв, и языки пламени начали лизать красную краску.
Фьямма выбралась из машины. Она оказалась невредима, если не считать кровавой ссадины на лбу, точно над переносицей. Тогда я закрыла глаза, и стало темно.
Ко всеобщему удивлению, мама умерла не сразу, хотя, пожалуй, для всех было бы лучше, если бы она скончалась мгновенно — там, в благоухающем саду, а не в больнице, где не было ни красоты, ни ароматов, ни цветов, ни солнечного света. Только стерильная серость, запах антисептика, полумрак и тишина. Мама, врученная заботам своего брата Бирилло и его безразмерной жены Нинфы, задержалась лишь на несколько часов, чтобы поговорить с нами, а может, о чем-то предупредить перед уходом. Я очнулась от того, что кто-то хлопал меня по щекам. Это была Фьямма. На ней была та же розовая футболка и те же шорты, что и во время аварии, хотя прошла целая вечность. В больничной палате она смотрелась нелепо, как будто солнечный день на побережье вдруг вторгся в важные дела, связанные со смертью, болезнью и страданием. Ссадина на ее лбу полыхала, как горящие угли, а когда она нагнулась ко мне, я заметила следы прилипшей жвачки.