В темноте, нарушаемой тусклым светом луны, я видела его голодные глаза, пожиравшие меня. Когда он делал глотательные движения, адамово яблоко дергалось вниз-вверх по шее. Я видела, как он провел рукой по лицу, придавая ему сходство с бесстрастной резиновой маской. Потом сорвал с себя пиджак и нырнул в глубины моей постели. Раздался треск: одна из ножек кровати продавила пол, но было не время сокрушаться по этому поводу. Чтобы заглушить причитания синьора Тонтини, чья кровать находилась точно под моей, я взобралась на Сыщика и впилась поцелуем в его губы. Он положил ладони мне на затылок и прижал к себе. Его язык заполнил мой рот. Дышать стало невозможно. Все мое тело сотрясали волны страсти, поднимавшиеся откуда-то изнутри и прокатывавшиеся по рукам и ногам. Так было, когда в прачечной меня ударило током. Но на сей раз куда приятнее.
Я не могла поверить в то, что происходило с моим телом. Хотелось, чтобы это никогда не кончилось. Я сжала ладонями лицо Сыщика и покрывала его поцелуями так, словно от них зависела моя жизнь.
Обжигающие поцелуи, о которых я читала в библиотечных книжках. Они самые.
Руки Сыщика оглаживали мое тело. Подушечками пальцев, легчайшими прикосновениями ногтей он выписывал на моей коже чувственные письмена. Он писал о дразнящих секретах, бесконечных путешествиях и выдуманных местах. Поглаживания были то легки, как шепот, то настойчивы, тяжелы и требовательны. Я растворялась в нем, спасаясь от самой себя, своего прошлого, от реальности, от ругани синьора Тонтини, которая, как мыльные пузыри, летела снизу и которую я изо всех сил старалась не замечать.
Я впилась ногтями в его рубашку. Синтетика. Прочная. Злейший враг любовников. Но я не сдамся.
Собрав всю силу, накопившуюся за годы умерщвления плоти, я стянула рубашку за воротник, чуть не задушив Сыщика его же галстуком. Рукава намертво застряли на запястьях, зато тело теперь было голое. Грудь — настоящий персидский ковер из темного волоса, и я прижалась к нему своим бюстом, заставляя Сыщика стонать и мурлыкать.
Теперь нужно было снять с него штаны. Ситуация складывалась безнадежная. Сам факт существования этого предмета одежды вызывал во мне физическую боль. Мы оба вступили в схватку со штанами. Ремень был затянут слишком туго. Мы тянули, дергали и боролись. Наконец, когда надежда почти растаяла, пряжка капитулировала, и я смогла стянуть штаны. Но увы, Сыщик в спешке не сбросил ботинки, и они намертво застряли внутри спущенных штанин. Я спрыгнула с кровати на пол. При свете, проникавшем в комнату через дырку в полу, можно было разглядеть искаженное яростью лицо синьора Тонтини, неотрывно смотревшего вверх. К счастью, у нас было так темно, что он меня не видел.