«Внешнее воздействие 0 %».
«Дьявольщина! Дальше!» — приказал Серго и картинка поплыла.
Еще пара тактов и набитая наспех трубка спокойно лежала вместе с зажигалкой в ящике, а спящий принимал своего первого в этот день посетителя.
Закон, дающий больше прав и свобод в этой системе корпорациям, которые занимались межсистемными перемещениями, был принят. Не то чтобы это была критическая ситуация, сама операция была спорной. Она несла выгоду нескольким личностям, а не всей Службе. Корпорации тоже славились своей нечистоплотностью, однако замаранных контролировать легче.
«Может они? — мелькнуло у деда, — Нет, этих мы держим под колпаком плотно. Малейшее шевеление, и полная смена руководства. Это не они, но тогда кто?»
Дальше следовал доклад действера о ситуации начальству, но Серго он не интересовал. Он отключил глик.
Картинка съежилась и упала на пол засохшим листом, захрустевшим под домашней туфлей.
Дед не спал несколько стандартов. Усталость в его возрасте взяла свое. Он упал в мягкие объятия, возникшей из ниоткуда, кровати. По выработанной привычке мгновенно провалился в сон без сновидений. Надеялся, проснется, и ответ будет очевиден. Древнюю мудрость, что утро вечера мудренее, еще никто не отменял.
Поспать долго не удалось, сработала система внешней защиты. Крепкий сон разогнали алые огни, замигавшие в доме и старая армейская сирена, воспоминание из военной молодости.
Кто-то еще не нарушил границу и только собирался войти на охраняемую территорию. Система не вошла в боевой режим, а лишь решила разбудить хозяина.
Серго медленно сел на кровати, которая сразу же трансформировалась в кресло. Он потер красные от недосыпа глаза. В них как будто песка кто-то всыпал.
— Изображение! — скомандовал он.
Перед ним нарисовалась его скрипучая калитка, за которой стояло несколько человек. Они громко спорили. Это были пара его самых близких соседей. Марфа и Гордей кричали друг на друга, их хаты стояли под горкой слева и справа от холма с его жилищем. Эта парочка славилась по селу своим скандальным нравом. Что одному казалось белым, другому черным. Лавочник Леван стоял молча, положив руку на калитку. Чуть дальше у стрекона стоял тот самый белобрысый, который его недавно подвозил, а он все еще никак не мог вспомнить его имя.
— Ах ты старый хрен! — вопила Марфа, — Пусти, сейчас же! А вдруг он уже там помер и потек? Как хоронить будем?
Гордей отвечал ей:
— Ты, что чума, человека заживо хоронишь? Серго, не любит, когда его тревожат. Запой у него случился, спит наверно. Давай постучим в калитку, вот увидишь, сам выйдет.