Постепенно туман рассеивался. Грязноватая серость белела, становилось прозрачно, и время от времени появлялись яркие полосы, отражавшиеся от серебряной поверхности воды. Настроение наше слегка улучшилось, а когда появилось солнце, вначале как туманное серебряное пятно, а потом уж как сияющий огненный диск, мы почувствовали себя сравнительно хорошо. Я говорил себе, что, может, мы ошиблись и у треножника нет никакого волшебного способа выслеживать нас. Может, он руководствовался чувствами — слухом, зрением, которые просто тоньше, чем у нас. Но если это так, то долгий путь в тумане должен был сбить его со следа. Этот оптимизм был не очень разумен, но я почувствовал себя лучше. Последние клочья тумана рассеялись, и мы шли по широкой долине, освещенной солнцем. Пели птицы. Мы были совершенно одни.
Но тут послышался треск на склоне долины. Я оглянулся и увидел его, далекого, но отвратительно реального.
В полдень мы набрели на заросли хрена. Мы нарвали его и съели. Во рту жгло, было горько, но все же это была пища. Мы оставили долину и начали подъем подлинному, но сравнительно пологому склону, и треножник снова исчез из виду. Но не из сознания. Чувство безнадежности, ощущение западни, которая в нужный момент захлопнется, становилось все сильнее. Даже солнце, которое согревало нас с ясного неба, не веселило меня. Когда оно начало склоняться к западу и Бинпол предложил остановиться, я упал на траву, опустошенный и измученный. Остальные двое, немного передохнув, отправились на поиски пищи, но я не мог пошевелиться. Я лежал на спине, закрыв глава и закинув руки за голову. По–прежнему я не шевельнулся, когда они вернулись, обсуждая, можно ли есть змей — Генри видел одну, но не сумел убить. Я лежал с закрытыми глазами, когда Генри совсем другим голосом спросил:
— Что это?
Я был уверен, что это не имеет значения. Бинпол что–то ответил, но так негромко, что я не разобрал. Они пошептались. Я не открывал глаза. Они еще пошептались. Наконец Бинпол произнес:
— Уилл.
— Да?
— У тебя рубашка порвана под мышкой.
— Знаю. Порвал, когда пробирался сквозь кусты у реки.
— Посмотри на меня, Уилл. — Я открыл глаза и увидел, что он стоит надо мной. На лице у него было странное выражение. Что у тебя под мышкой?
Я сел.
— Под мышкой? О чем ты говоришь?
— Так ты не знаешь? — Я сунул правую руку под мышку. — Нет, с другой стороны.
На этот раз я использовал левую руку и коснулся чего–то, что не было плотью. И было оно гладкое и твердое, как маленькая металлическая пуговица. На поверхности ее пальцы мои нащупали нечто вроде тонкой сетки. Казалось, оно вросло в мое тело, никакого перехода не было. Я поднял голову и увидел, что они смотрят на меня.