Но Марина снова впала в забытье, и Донато не мог понять, слышит ли она его слова, но все равно продолжал говорить, убеждая не только ее, но и себя в том, что смерть отступит перед их любовью.
Наконец, из-за лесистого холма открылся вид на одинокую хижину отшельника. Донато издали разглядел и самого хозяина усадьбы, который седлал коня и явно собирался в дорогу. Заметив путников, Симоне на несколько мгновений приостановился, но, видимо, решив не менять своих намерений, вскочил в седло. Донато помчался ему навстречу, боясь, что знахарь тронется в путь. И эти опасения оказались не напрасными: Симоне и вправду собирался уезжать. Увидев Донато — бледного, с искаженным от отчаяния и тревоги лицом, отшельник понял, что случилось нечто необычное, но не спешился, не пригласил гостя в дом, а лишь замахал на него руками:
— Нет, нет, мессер Донато, хоть вы теперь и важный человек, но я не могу сейчас вас принять и выслушать, даже не просите!
— Но речь идет о жизни и смерти! — яростным голосом воскликнул Донато.
— И у меня речь идет о жизни и смерти! — столь же яростно возразил ему Симоне. — Не останавливай меня, Донато, я еду спасать своих сыновей!
— Сыновей? Разве они ранены или погибают?
— Они едут на войну, они хотят денег и славы, а найдут свою верную гибель! Я должен их остановить!
— Но ведь пока они живы и здоровы, а моя жена погибает!
— Жена?
— Да, Марина!
В этот момент повозка подъехала ко двору знахаря, и он, спрыгнув с коня, поспешил осмотреть раненую. Донато тоже спешился и стал рядом с Симоне, переводя взгляд с него на Марину.
— Что?.. Что скажете, Симоне? — спросил он со страхом и надеждой.
— Ужасная рана. Кто это сделал?
— Тот, кто сделал, поплатился жизнью за свое злодейство.
Симоне отвел Донато в сторону и со вздохом сказал:
— У меня нет уверенности, что Марина выживет. В ее рану было вложено слишком много злобы.
— Да, правда. Но неужели это так непоправимо? Я заклинаю вас всеми святыми!..
— Я знаю, ты любишь эту девушку. Мне жаль тебя и Марину, но я не могу вам помочь. Чтобы лечить такие раны, надо в душе иметь уверенность и силу. А моя душа сейчас не на месте — она там, где мои сыновья. В них вся моя жизнь, так же как твоя — в Марине.
— Симоне! — вскричал Донато, глядя на знахаря сумасшедшими глазами. — Вы отказываетесь ее лечить?! Так я заставлю вас!
Его руки уже потянулись схватить Симоне за одежду и встряхнуть, но взгляд отшельника остановил этот порыв.
— Заставить меня совершить чудо исцеления невозможно, — печально сказал Симоне. — Даже если ты прикуешь меня цепью и поставишь рядом сторожей, моя душа и мысли все равно будут далеко от Марины, хоть я и жалею эту девушку. Я должен ехать за сыновьями. Кто остановит их, кроме меня?