А в следующий момент к повозке приблизилась Агафья с корзиной в руке, и Томазо, чтобы не попадаться ей на глаза, поспешил отойти прочь. Служанка хотела что-то сказать — возможно, похвастаться удачными покупками, но Марина, боясь, что Агафья назовет ее по имени, велела ей молчать и немедленно сесть в повозку. Немного удивленная непривычной суровостью госпожи, служанка молча повиновалась.
Лишь когда повозка отъехала от рынка на некоторое расстояние, Марина облегченно вздохнула и пояснила Агафье:
— На базаре были люди, с которыми мне не хотелось встречаться, потому я и поспешила уехать.
— Тогда понятно, — кивнула служанка. — Беременным не надо видеться с людьми, у которых дурной глаз.
Остаток дня и ночь Марина только и думала о встрече у приморского рынка. Она не поехала к матери, опасаясь, что Таисия догадается по ее лицу, что дочка чем-то сильно взволнована, и будет докучать расспросами. Уединившись в комнате своего загородного дома, молодая женщина стала усердно молиться, размышляя о непредсказуемых картах судьбы, упавших сегодня так, что она, некогда простая легкомысленная девушка Марина Северская, оказалась, может быть, причастна к событию, которое должно оставить след в истории.
Сначала Марина хотела обо всем рассказать мужу, как только он вернется, но, поразмыслив, решила этого не делать. Ведь Донато встревожится и рассердится на нее и Томазо за такую неосторожность. И в чем-то он, конечно, будет прав, ибо если план мести провалится, то коварный темник непременно покарает Томазо и доберется до той, которую юноша назвал Бандеккой. Нет, лучше молчать и не тревожить понапрасну Донато, чтобы он сгоряча не кинулся сам осуществить приговор Мамаю. А он может это сделать, если будет уверен, что именно так защитит ее, Марину… Подумав об этом, молодая женщина невольно улыбнулась, и сердце в ее груди застучало сильней…
У двери осторожно покашляла Агафья, пришедшая раздеть госпожу на ночь и приготовить ей постель. Марина была так задумчива и молчалива, что служанка не решилась развлекать ее разговорами. После ухода Агафьи Марина в ночной рубашке села возле стола и принялась медленно расчесывать волосы, поглядывая в стоявшее перед ней маленькое зеркало. Потом, отодвинув ворот рубашки, со вздохом притронулась к розовому рубцу от страшной раны, полученной полгода назад. Вспоминая яростную Чечилию, сумевшую даже на краю гибели нанести почти смертельный удар сопернице, Марина невольно содрогалась, но в глубине души испытывала нечто похожее на уважение к силе чувств генуэзки и до сих пор немного ревновала к ней Донато, хотя никогда не говорила ему об этом.