Оба судна ушли в сторону. С плота кричали плотогоны:
– Берегись! Бойся!
Да уж, такого плавучего монстра следовало бояться. Плот, перевязанный канатами, на ходу шевелил бревнами, как живое существо. Плотогоны почти выплясывали, удерживая на нем равновесие. Попадет нога между бревен – раздробит.
– Нелегко хлебушек им достается, – посочувствовал Григорий.
Михаил только головой покачал.
Ветра не было уже два дня, и приходилось идти на веслах. А течение хоть и незаметное на глаз, сопротивлялось, пыталось снести судно назад. Гребцы к вечеру падали от усталости, ныла спина и руки, а пройти удавалось всего десяток верст.
Следующим днем на берегу показалось несколько всадников. Они что-то кричали, размахивая мохнатыми малахаями.
– Гриш, чего они хотят?
– Да кто их, басурман, знает?
Всадники выпустили в сторону судов несколько стрел из луков. Но дистанция была велика, и стрелы падали в воду, не долетев.
Но для Михаила это был сигнал. Пошли обжитые земли – булгарские или башкирские, и на ночевках следовало соблюдать осторожность. Немного выручало их то, что вес у товара был небольшой. Трюм был забит мешками под завязку, но ушкуй и ладья стояли высоко, на веслах идти было легче.
Наконец поднялся ровный попутный ветер. Паруса туго надулись, повлекли суда вперед, и гребцы получили возможность передохнуть.
Ветер дул еще несколько дней, за которые суда успели пройти башкирские и булгарские земли. Но если Булгара особенно опасаться не следовало после фактического разгрома войсками Тамерлана, а затем и похода русских под началом Федора Пестрого, то башкиры пошаливали. В целом они выражали свою дружбу и приязнь русским княжествам, но при удобном случае были не прочь и поразбойничать.
Хуже было другое – впереди ненавистные земли Казанского ханства.
До усмирения Казанского ханства Иваном Грозным татары вели себя нагло, заносчиво, регулярно совершали набеги на русские земли; да и не только на русские – на земли всех соседей. Ханство процветало на грабежах, разбое и подневольном труде полоняников.
Через седмицу они подошли к цепи через Волгу. Время шло к закату, день был ветреный, холодный, промозглый. Тем не менее ждать долго не пришлось. Проходящих судов по случаю холодов и весны было мало, и татарские мытари маялись от безделья.
К ушкую причалила лодка, двое татар взобрались на борт и деловито прошествовали к трюму.
Митяй распахнул люк.
Один из татар спустился, но почти тут же выскочил назад, не пробыв в трюме и минуты. Он ничего не мог сказать, только чихал, кашлял, плевался и тер глаза.
Второй татарин злобно ощерился: