Эдгар, рассмеявшись, сказал, что я достойный потомок прижимистых, меркантильных американцев-кальвинистов, которые рассматривают все на свете в категориях платы и взятки. Но подарок есть подарок, он делает честь человеку, который дарит, во всяком случае, это неотъемлемая часть чувства мужского достоинства.
Вскоре после этого произошел неприятный, тревожный случай. В тот день я вела занятия по аэробике в Американском центре, так что за Женни сходила Рокси, и они были уже дома, когда около семи вечера вернулась и я. С порога я услышала, что они в кухне, что Женни заливается истошным плачем и Рокси сердито кричит на нее, как будто девочка сильно ушиблась и напугала маму. Я подумала, что Женни обварилась или обожглась, и кинулась туда. Заплаканное личико Женни все пылало, а Рокси была в ярости. Я поняла, что она ударила дочку и занесла руку, чтобы ударить еще раз. Бедная девочка бросилась ко мне. Рокси зарыдала. «Ненавижу, ненавижу, — кричала она, — ненавижу Женни и Шарля-Анри, на которого так похоже это несчастное отродье, ненавижу свою жизнь, тебя, человечество!» Я принимаю на себя этот поток брани и боли, потому что стою перед ней и сама ругаю ее на чем свет стоит, не за то, что она так бурно переживает — всякий может сорваться, — а за то, что вымещает чувства на Женни. Никогда не думала, что она способна сделать это.
Мы с Женни ушли в гостиную. Мне невольно подумалось, что за всеми вспышками Рокси стоит эгоистическое желание слыть несчастной. У нее всегда это замечалось, и я никогда не понимала ее в этом отношении. Знаю, что она более чувствительна и ранима, и мне не дано понять ее. Я сделана из более грубого материала.
Постепенно рыдания и стуки посуды на кухне стихли, я шепотом успокоила Женни. Буря миновала. Дома, когда мы были девчонками, Рокси после приступов дурного настроения обычно просила прощения. Сейчас она этого не сделала. На пухленькой, залитой слезами щечке Женни еще рдело красное пятно.
…Потому что молодой человек красив, но старый — величествен.
Виктор Гюго
Те несколько дней, что оставались до решающего свидания с Эдгаром, меня неотступно мучили сомнения. В Калифорнии я всегда любовалась стройными молодыми людьми (и не только любовалась!), и теперь мне предстояло увидеть тело старика. Как он будет выглядеть, когда разденется? Не вызовет ли у меня отвращения? Мне вспоминались бледнотелые пенсионеры в черных носках на пляже в Санта-Барбаре, их животы, красные руки, белая шерсть на спине… Нет, не может быть, ничто не должно помешать моему желанию.