В: Кто такие Мехлис и Фриновский?
О: Мехлис — начальник политуправления Красной Армии. Фриновский — заместитель Ежова. Оба пользуются большим доверием Сталина. Мехлис отвечает за чистку в Красной Армии, Фриновский отвечает за это в НКВД. Перед их прибытием в Хабаровск я и решил бежать.
В: Почему вы вызвали гнев Сталина?
О: До августа прошлого года я являлся начальником Управления пограничных войск НКВД. Ежов отправил меня на Дальний Восток наблюдать за действиями штаба Особой Дальневосточной Армии. Сталин занимался тогда чисткой правых в партии. Он считал, что в Красной Армии много правых элементов. Мне было поручено выявлять их, в частности выявлять недовольных чисткой в штабе Особой Дальневосточной Армии, которой командует Блюхер. О положении в штабе и в армии я был обязан докладывать непосредственно Сталину и Ежову. Но отыскать порочащие Блюхера факты я не смог, и мне нечего было сообщать в Москву. Поэтому Сталин и Ежов решили, что я заодно с недовольными элементами. Они задумали подвергнуть чистке вместе с Блюхером и меня.
В: Расскажите мне о действиях НКВД на Дальнем Востоке.
О: Во время моей работы в Хабаровске с апреля прошлого года и до сих пор арестованы за политические преступления двести тысяч человек. Семь тысяч расстреляны. Это значительно меньше, чем в среднем по стране. Поэтому-то в Москве и подумали, что я саботирую. Меня стали подозревать».
Очень большую ценность для японской разведки имели также переданные Люшковым данные о боеготовности и планах Особой Дальневосточной Армии, об экономическом положении дальневосточных районов, мерах по охране государственной границы и сведения о советской агентурной сети в Маньчжурии. Правда, Люшкову не были известны руководители агентуры, так как резиденты подчинялись непосредственно Москве. В Хабаровске, куда поступали их радиограммы, знали только псевдонимы — Као и Лео. Као (по предположению Люшкова, женщина) связан с Компартией Китая и координировал борьбу против Японии в Маньчжурии. Лео передавал в Центр информацию о нахождении в Маньчжурии русских эмигрантов.
Однако никто из допрошенных в 1945 году свидетелей из числа сотрудников японских спецслужб, в разной мере посвященных в судьбу Люшкова после его бегства в Маньчжурию, не говорил, что он доставил из СССР какие-либо оперативно-значимые документы, кроме своих личных. Несмотря на предательство Люшкова, не была поколеблена уверенность японской разведки в преданности ей Старика и Большого корреспондента — агентов, которых в начале тридцатых годов подставили японским спецслужбам сотрудники НКВД. Но нельзя забывать, что Люшков бежал накануне хасанских событий. Недаром в эмигрантской прессе указывалось, что Люшков — большая находка для Японии. Лояльно настроенные к СССР эмигранты говорили о нем, как о предателе, равного которому нет в СССР.