— Если останусь одна, так будет честнее, — убеждала я. — Не хочу больше врать тебе, себе. Прости, просто я слишком много работаю. Я хочу отдыхать душой, но вместо отдыха ты выворачиваешь мою душу наизнанку. С тобой я теряю себя, а мне очень важно меня сохранить. Я устала жить за слово «люблю». Мне хочется мужских поступков.
— Я всегда знал, что этим все закончится. Ты никогда никому меня не показывала и все эти годы играла роль одинокой женщины.
— А кому я должна тебя показывать? Ты хочешь славы?
— Какая разница кому? Все эти годы я жил с тобой, будто меня нет в природе.
— Я просто не хотела никого пускать в свою частную жизнь. И я имею на это право.
— Ты никогда меня не любила! Ты вообще никого не любила, кроме своего покойного мужа. Ты отъявленная стерва! Тебе ничего не нужно, кроме своей работы!
— Я не скрываю, что работа для меня все. Жаль, что ты так и не смог гармонично вписаться в мой мир.
Я действительно из тех людей, кто никогда не вытащит личную жизнь из «кубышки» своего частного пространства, которое я тщательно оберегаю и считаю, что любви напоказ просто не существует и, даже если ее демонстрировать, долго она не выдержит. Зачахнет. Это мое, сугубо личное, и я не собираюсь этим личным с кем-то делиться.
Однажды ко мне обратилось весьма уважаемое издание с просьбой дать интервью и приоткрыть тайну своей личной жизни. Понятно, что никакую тайну приоткрывать я не собиралась, но, чтобы не упустить интервью, согласилась на пиар-роман, предложенный мне моей помощницей. Это был первый и последний пиар-роман моей жизни. Не знаю, как многие пары играют в любовь годами. Ну не умею я врать, хоть убей. Тем более, в последнее время я пропагандирую абсолютную честность. Моим пиар-мужем оказался музыкант неизвестной группы. В моей телефонной книжке он так и числился — пиар-муж. Правда, сейчас запись за ненужностью стерта.
Мы договорились, что я представляю его как своего мужа, которого достаточно долго скрывала, и в любом интервью указываю его фамилию и название группы. Дав пару-тройку интервью в крайне нетрезвом состоянии (о том, что он не может давать интервью на трезвую голову, я узнала только после нашего соглашения), мой горе пиар-муж злился, когда фотографы просили его отойти и не мешать им меня фотографировать:
— Если они еще раз попросят от тебя отойти и не захотят меня фотографировать, я скажу им все, что о них думаю.
— Успокойся, это очень уважаемое издание, и ты не должен себя так вести, — вздыхая, смотрела я, в очередной раз жалея о том, что втянулась в эту игру.