Подручные обера Сонди, как я уже говорил, знали о планирующейся поставке. И пытались мне помешать. Так что их послужной список остался чист. А вот мне дали пинка под зад, убрали с заставы и непрозрачно намекнули, что о дальнейшей службе на границе я могу забыть. Что было потом, честно признаюсь, мне стыдно вспоминать. От возмущения и злости я как с цепи сорвался. Ну ладно просто контрабандиста отколошматил — такую мелкую сошку мне бы простили… Но вот врываться в кабинет начальника гарнизона с угрозами, обзывать его «продажной шкурой» и, размахивая клеймором, орать на всю заставу, что я-де до императора дойду и глаза ему открою, явно не стоило! Может, и его величество в курсе был, не знаю. Я в интригах не силен.
А с головой, как вы уже давно поняли, у меня всегда плохо было.
В общем, после такого скандала даже на мирном гражданском существовании в пригороде кнесата Армиш оставалось поставить крест. Меня не разжаловали и не посадили — спасибо все тому же капитану Лигети. Не знаю, что он во мне нашел, но будущее мое отстоял, правда, ценой своего. В Армише у него были большие перспективы, учитывая тот факт, что супруга капитана приходилась племянницей жене начальника гарнизона… Одним словом, из кнесата мы, хоть и при всех нашивках, с треском вылетели. А то, что служим сейчас на границе Эгеса в прежнем чине, — заслуга генерала Ференци. Не люблю я просить, честное слово, и не стал бы, даже отца… Но я-то по дурости вляпался, а капитан Лигети пострадал ни за что. Долг платежом красен.
Вероятно, вы спросите: ну и при чем здесь мои теперешние скитания и род Меняющих Форму? А при том. Говорю же — курьера я неслабо отметелил. Обратно он, болезный, ничком на телеге ехал… А как обоз заставу миновал, этот шельмец глазки опухшие распахнул, башку над бортиком поднял и громко пообещал припомнить мне и оскорбления, и рукоприкладство, и срыв операции. Фении — создания злопамятные. А конкретно этот фений умеет надевать любую личину. Вряд ли у него могли возникнуть сложности с моей.
И как я сразу-то об этом не подумал? Разгадка ведь буквально на поверхности лежала!
Нет, что ни говори, а с этими сердечными делами я последний ум растерял. Забыть про единорога, забыть про Змей!.. Сей же час поворот кругом — и назад, в Эгес, прямо к отцу! У меня, понятно, на ставленников Совета Одиннадцати выходов нет, но возможности генерала Ференци, героя войны и, по свидетельству Матильды, старого приятеля самого кнеса де Шасвара, куда как шире… Я торжествующе осклабился: ну все, актеришка бездарный, спета твоя песенка! Погоди немножко, я тебе скоро такую гастроль обеспечу — никакая личина не спасет!