— Будем надеяться, что это неправда.
Вернулась Трой.
— Посол Нгомбваны, — сказала она, — хочет переговорить с тобой, дорогой.
— Да благослови Господь его курчавые седины, — пробормотал Аллейн, возводя глаза к потолку.
У самой двери он остановился.
— Кстати, Сэм, вот вам еще одно совпадение по части Санскрита. Сдается мне, я тоже видел его — три недели назад, в Нгомбване, он стоял во всех его браслетах и серьгах на ступенях своего прежнего заведения. Или это был единственный и неповторимый Санскрит, или я сам — перемещенный голландец в бусах и светлых локонах.
У Чаббов Люси особых возражений не вызвала.
— Раз она здорова, сэр, — сказала миссис Чабб, — так чего же я буду возражать. Пускай мышей отпугивает.
Всего за неделю Люси удивительным образом расцвела. Шерстка стала лоснистой, глаза яркими и вся она округлилась. Привязанность ее к мистеру Уипплстоуну становилась все более явственной, и он уже начал опасаться (что и отметил в своем дневнике), как бы ему не обратиться в трясущегося над нею старого дурака. «Очаровательная зверушка, — писал он. — Признаюсь, ее внимание мне льстит. А какие у нее милые повадки». Милые повадки состояли в том, что Люси не спускала с него глаз; что когда он приходил домой после часового отсутствия, встречала его так, словно он возвратился с Северного полюса; что она носилась под дому, задрав хвост и разыгрывая изумление при встречах с ним; и что по временам, охваченная внезапным приливом чувств, она хватала его за руку передними лапами, молотила по ней задними, притворялась будто вот-вот укусит, а после облизывала руку, громко мурлыча.
Иметь какое-либо дело с красной шлейкой она наотрез отказалась, но зато сопровождала мистера Уипплстоуна во время вечерних прогулок к немалому его испугу, во всяком случае поначалу. Впрочем, Люси хоть и убегала вперед, чтобы выскочить на него из какой-нибудь засады, от собственно улицы держалась подальше, так что совместные походы вскоре вошли у них в привычку.
Только одно обстоятельство огорчало обоих, обстоятельство довольно любопытное. Люси с довольным видом прогуливалась по Каприкорн-Мьюс, но лишь до тех пор, пока они не проходили мимо гаража и не оказывались ярдах в тридцати от свинодельной гончарни. Дальше она не шла ни в какую. Она либо удирала домой на собственный страх и риск, либо проделывала знакомый трюк — вспрыгивала мистеру Уипплстоуну на руки. В этих случаях он с огорчением обнаруживал, что Люси вся дрожит. Он решил, что кошка запомнила происшедший с нею несчастный случай, однако это умозаключение почему-то удовлетворяло его не вполне.