— Хрен с вами, хунхузы! — Повернулся к китайцу, держащему деньги, цапнул из тощей горсти пачку и сунул ее себе за пазуху. — Щас лошадок запрягу — и покатим, «длюги» мои узкоглазые! Ага! Станция, станция! Кука! Пых-пых-пых! Ту-ту-ту-у!..
Китайцы в дороге переживали. Опоздать на паровик боялись. Опаска — понятно почему: лошади телегу вяло катят — жара, слепни да пауты достают. Но дорога бежит под поскрипывающие колеса, исчезает позади за кустами и могучими соснами, вьется то одним распадком, то другим.
А китайцы опять о своей тревоге на паровик не успеть лопочут. И опять приходится успокаивать неугомонных пассажиров — успеем на станцию, не впервой. Елозят, дышло им под ребра! От народец! А поди ж, тоже не все одинаковы. Возница усмехается. Это, кады он во первые разы в «маньчжурку» шастал, то вкругорядь ихние желтые хари одинаковы казалися. А потом — не-ет, разные! — различать начал. Оне-то, поди, тож, не сразу русскую морду одну от другой отличают.
— Привал, ходи, перекур! Лошадкам отдохнуть требуется! — Мужик спрыгнул с телеги, ласково похлопал пару гнедых по шелковистым щекам. — Взопрели, сердешные, обезьянов возить? Ничо-о…
Достал из кармана кисет, принялся сворачивать внушительную самокрутку. Один из китайцев вынул из кармана крашенной в черное чесучовой поддевки коробку папирос, протянул, угощая.
— Богато живете, ходи! — удивился возница.
Папиросу взял, понюхал, заложил за ухо, продолжил сворачивать «козью ножку». Китаец с папиросами, мелко кивая головой, протянул парню всю коробочку, достал спичечный коробок, чиркнул и поднес яркую фосфорную спичку.
— Ну, вы, прям, совсем баре! — хмыкнул парниша и внимательно оглядел своих пассажиров. — Значит, на прииске, лопочите, поработали? Фартово, видать, золотишко помыли…
Последнее — больше себе под нос пробубнил.
Он долго дымил самокруткой, пристально разглядывая китайцев. Под тяжелым взглядом они занервничали, засуетились, вновь принялись, старательно и заискивающе улыбаясь и мешая родные и русские коверканные слова, уговаривать возницу поторопиться.
— Щас, щас, чево раскудахтались! — широко, обезоруживающе улыбнулся парниша, неторопливо обошел, поправляя постромки, лошадей, вернулся к передку телеги, тронул пятерней сыромятные вожжи.
А потом, быстро выхватив из-под своего, оборудованного в передке телеги сиденья — доски, обмотанной тряпьем, — острый плотницкий топор, с кхеканьем, почти без размаха, ударил сверкнувшим лезвием ближнего из китайцев по темени, разваливая череп!
Рванул молча топор назад, тут же бросая гибкое, сильное тело ко второму, остолбеневшему от увиденного, полоснул мощным ударом по тонкой, с набухшими коричневыми жилами шее! И сразу же отдернул руку, чтобы на засаленный рукав рубахи не попала брызнувшая фонтанчиком алая кровь.