Поэтому Фило изменил свою стратегию и сейчас сидел в вертолете, державшем курс через Гималаи мимо огражденных садов, горных вершин, снежных полей к древнему буддийскому монастырю, находившемуся на высоте десяти тысяч футов, откуда открывался умопомрачительный вид на заснеженный Эверест на востоке. Здания были раскрашены в яркие цвета гималайских монастырей, которые подчеркивались высокими молитвенными флагами на крыше. Это было уединенное место, еще не оскверненное туристами, где мальчики в красно-коричневых одеждах, занимавшиеся на открытом воздухе, с неподдельным интересом наблюдали за снижавшимся летательным аппаратом.
Когда вертолет коснулся земли и двигатель затих, Фило увидел вышедшую на солнечный свет Джессику, ее рыжие волосы развевались, подхваченные легким ветерком, мех шиншиллы укутывал тело.
Она прикрыла глаза рукой, наблюдая, как Фило ступил на покрытый плитами внутренний двор. Это было впервые. Фило никогда не вмешивался в ее дела.
— Лама не отдает книги, — сказала она, когда он подошел к ней.
— Я все же попробую. Ты возвращайся на моем вертолете. Я улечу на другом. Джессика, и достань мне письмо Раймона Тулузского. Я должен заполучить его.
У вертолета она задержалась, чтобы посмотреть, как он прошествовал через двор вместе со своими вездесущими подручными. Догадывался ли Фило о том, что письмо уже у нее? Или ее просто мучила паранойя?
Когда геликоптер взлетел и унес Джессику вниз в долину, Фило сделал знак людям во втором вертолете, и они начали выгружать ящики с надписями «Еда» и «Медикаменты».
Лама был Ринпоче, что на тибетском означает «драгоценный», — человеком, достигшим через годы учения и занятий высшего духовного просветления. Этот конкретный Ринпоче был еще и Тулку — перевоплощением высоко развитого индивидуума, который практиковал сострадание и самоотверженность на протяжении многих жизней. Вдобавок он являлся хранилищем истины, Дхармы. Его надо было приветствовать, три раза упав ниц. Фило ограничился простым американским рукопожатием.
Рядом стояли помощники, следившие за тем, чтобы лама ни в чем не нуждался и посетители не навязывались к нему с чрезмерными просьбами, потому что он никогда бы не стал выражать недовольство или говорить о своих потребностях; даже если собеседник утомлял его, терпеливый лама не сказал бы ни слова.
Пока один из помощников заваривал чай, Фило спросил:
— Это правда, что Иисус бывал здесь?
Лама кивнул. Он был наголо пострижен, и его голова блестела. Ему было двадцать три года.
— Да, — ответил он на английском языке с акцентом. — Две тысячи лет назад, чтобы приготовиться к Своей священной миссии.