Из-за этого Джереми стало как-то не по себе.
— Дорогой, — говорила Эмма, — Гораций Бэбкок обратился напрямую к министру внутренних дел с прошением о помиловании.
— Я знаю. Я надеялся, что его уже рассмотрят к сегодняшнему дню. Но не бойся, меня скоро освободят. Но до этого, Эмма, я должен разработать мой план для охраны Морвена.
— Но времени не осталось! Дезмонд Стоун уже на Морвене, проводит последние приготовления для выполнения своего проекта.
— Эмма, никогда не поздно. Пока я дышу, я не позволю Стоуну осуществить его варварские планы. Обещаю тебе, что найду гуманный способ защитить Библиотеку.
— Когда ты был в суде, Фредерик, они не поняли тебя! И как храбро ты отказался раскрыть нашу тайну.
В этом для Фредерика был билет к свободе: ему достаточно было рассказать, почему он произнес слова, звучавшие как измена, но на самом деле не являвшиеся ею. Однако подобное объяснение неминуемо выдало бы существование и цель их ордена.
Как же посмеялась над ним судьба-злодейка! Ему было поручено задание: обезопасить их коллекцию от воров и шпионов. Однако единственный способ выполнить это задание означал раскрыть существование самой структуры, которую он должен был охранять!
Когда прозвенел колокольчик, извещавший посетителей о том, что время свиданий закончилось, Фредерик передал Эмме список необходимых ему вещей, и на следующее утро она появилась, держа в руках чертежную бумагу и его инструменты, а также еду, покрывала и сменную одежду для Фредерика. Она провела с ним весь день, поднося вареные яйца, свежий хлеб и эль. Она принесла игральные карты, книги и слухи, чувствуя себя как дома на небольшом уголке Джереми Лэмба их вонючей тюремной камеры, не снимая капор и перчатки, словно пришла с визитом к людям высокого положения в обществе, пока Фредерик расчищал место для своей работы. Они оба знали, что министр внутренних дел мог в любой момент пересмотреть решение суда и Фредерик вышел бы на свободу, потому что александрийцы были богатыми людьми с хорошими связями. Пока Фредерик чертил пробные планы, Эмма болтала о новом скандальном танце, который был завезен из Вены и теперь покорял Британию.
— Представь, что мужчина и женщина целых четыре минуты обнимаются посреди переполненного танцевального зала! Но я очень хотела бы сама попробовать станцевать вальс. Возможно, после того как ты выйдешь отсюда, Фредерик.
Все это время Джереми наблюдал за ними. И то, что он увидел в глазах Эммы, когда она смотрела на Кейса, было большим, чем любовь: уважение и восхищение, почти преклонение, словно Фредерик Кейс был ее богом. И Джереми Лэмб с горечью осознал, что сам он ни для кого не был богом, даже для собаки.