— А кто же вы такой? Утром сделали аварию, а сейчас который час? Наверно, машину оплакивали?
— Машина — груда металлолома, уважаемый…
— Я для вас не уважаемый, а дежурный!
— Я вас не знаю.
— Посмотри на погоны!
— Так вот, уважаемый лейтенант, — Моцкус все равно не повысил голоса. — Машина — груда железа. Не надо этим меня оскорблять. Возьмите у меня кровь, отправьте к врачу, исследуйте…
— Теперь в этом уже нет смысла. Садитесь и пишите объяснительную.
— Но я очень тороплюсь.
— Никуда вы не уйдете, пока не сделаете то, чего я прошу.
Моцкус долго потел, сочиняя по выданному образцу этот важный документ, потом отдал бумагу дежурному. Тот, пробежав глазами объяснительную, окончательно рассердился:
— Вы издеваетесь надо мной или хотите угодить в медвытрезвитель?
— Как это — издеваюсь? — покраснел и Моцкус. — Я написал все, как было.
— А где произошла авария?
— В Пеледжяй.
— Вот там и объясняйтесь!
Моцкус больше не интересовал лейтенанта. Он занимался своим делом, разговаривал с загорелыми, пропахшими бензином товарищами, ругался на пьяных, силком вытащенных из кабины шоферов и, заметив, что Викторас все еще здесь, прикрикнул и на него:
— Не топчись на месте, яму выстоишь!
После такого объяснения Моцкус сам нашел больницу, взял справку и поехал дальше. Эта встреча протрезвила его и заставила посмотреть на себя со стороны, поэтому теперь, заметив милиционера, останавливающего их, сказал Йонасу:
— Только не связывайся с ним.
Но Милюкасу был нужен сам Моцкус.
— Вы, уважаемый профессор, будто молодой месяц.
Увидев старого приятеля, Викторас хотел дернуть его за руку, обнять, но только вздрогнул, протянул ладонь и, недовольный, начал ворчать:
— Ты что, Костас, мое имя забыл?
— Не забыл, товарищ Викторас, но дело важное.
— А я только сейчас думал, что не может быть ничего важнее порядочности. Опять какую-нибудь букву закона откопал? Не бойся, я все справки собрал и права уже взял.
— Напрасно вы, Викторас, иронизируете. На сей раз я хочу поговорить по душам. И чтобы не было никаких сомнений, сразу предупреждаю: я и тогда не хотел навредить вам, я искренне заблуждался, полагая, что вы из тех людей, которые ради карьеры могут пойти по головам других.
— Не перегибай, — рассердился Моцкус, — но если по душам, то по душам. — Он не спеша вылез из машины, потянулся, немного прошелся по ровному шоссе. — Места-то какие красивые!..
— Красивые, — Милюкасу некогда было любоваться природой.
— А если откровенно, — признался Моцкус, — то и я не раз, обозленный на тебя, болтал где надо и где не надо.
— Эх, да что тут вспоминать… — вздохнул Костас. — Если бы наши недоброжелатели знали, что мы о них думаем, они бы наверняка добавили еще несколько ласковых слов. Ведь так?