Боже мой! Неужели слабому уже и помощи попросить нельзя без угрызений совести? Я спасал не только себя. А что случилось бы, если бы Бируте ушла с этими дураками в лес? А что было бы с ней, если б Моцкус увидел эти Навикасовы записки?..
Жолинас въехал на двор, окинул взглядом сидящих за столом людей и повернул прямо к ним.
Пусть видят, решил, а вслух закричал, но и на сей раз только на лошадь:
— Но-о, чтоб тебя черти!
Милюкас сидел на мотоцикле и, засунув руку в карман брюк, перебирал теплые монеты, стараясь на ощупь сосчитать их. Уже давно миновала полночь, но он ждал, нимало не сомневаясь, что нарушивший правила водитель обязательно вернется. Все, которые спешат, обязательно когда-нибудь возвращаются. Об этом говорило его профессиональное чутье. Милюкас верил в него как в уже состоявшийся факт. Поэтому и ждал, и еще его занимало другое: куда же летел Моцкус, словно с цепи сорвавшись? Что с ним случилось?
Когда-то Костас был привязан к этому человеку, даже уважал его и любил, но после долгой и большой дружбы они разошлись почти врагами. Моцкус бесился, даже вредил, а Милюкас до сих пор не знает — за что, только чувствует, что судьбе будет угодно еще раз свести их на узкой дорожке и тогда все выяснится.
Пусть будет то, что должно случиться, решил он и закурил.
Ночь была красивая, ясная. По-осеннему горели яркие звезды, но тепло еще не покинуло землю, и всякие ночные насекомые летали вокруг горящей фары. Милюкас играл с ними, то включая, то выключая свет, и удивлялся их глупости. Мимо промчалось несколько грузовиков, прогрохотала огромная повозка с сеном.
«Наверно, ворованное, — подумал он, но не тронулся с места, ждал машину Моцкуса. — С другой стороны, не мое дело, пусть Рякашюс таких типов ловит. Это его служба», — оправдал свой охотничий азарт и вышел на середину шоссе. Вдали замигали фары. Он вытащил из-за голенища жезл, подождал, поднял его вверх, а потом показал на обочину.
— Старший инспектор Милюкас, — представился и поднес руку к фуражке. — Ваши документы?
Саулюс молча протянул водительское удостоверение, путевой лист и закурил. Час назад он жаждал лишиться этих бумаг, мечтал натворить что-то, хотел победить, схватиться, испытать себя, а теперь, окончательно уставший и измученный, подчинился воле другого человека и, прикидываясь равнодушным, сплюнул через окно.
— Куда же ты так гнал словно сумасшедший? — прижал его инспектор.
— Больного вез, — еще равнодушнее ответил Саулюс и щелчком отшвырнул потухшую сигарету далеко в сторону.
— Умнее ничего не придумаешь?
— Говорю: боль-но-го! — Эта неожиданно пришедшая в голову ложь снова вызвала желание шалить и сопротивляться: — Разве вы не видели включенные фары и не слышали сигнал?