Он все это знал и почему-то сказал:
— Послушай, ты прекрасно понимаешь, что я другим не стану, лучше скажи: за что ты меня любишь?
— А шут тебя знает… Может, из тебя и впрямь что-нибудь выйдет. — Усомнилась, но осталась прежней. Она не отказывалась от малейшей возможности привязать его к мелочному быту — если не сердцем, то хотя бы законом, чувством долга, хотя бы цепью за ногу…
Это были первые семейные битвы, первые баталии, которые со временем превратили их в непримиримых врагов, но до этого было еще далеко, надо было не только учиться, но и одеваться, заботиться о теплом уголке и куске хлеба… Родственников у Моцкуса тогда не было, хотя теперь их появилось довольно много. И если б не Марина, черт знает какой получился бы из него академик. Прежде всего она уступила ему одну комнату в своей огромной квартире, помогала по мелочам, покупая билеты в кино или театр, и никогда не забывала, что студенту часто не хватает несколько рублей до стипендии и несколько спокойных часов перед экзаменом. Она не была слишком назойлива и лишь однажды, когда он решил уйти с последнего курса, сказала:
— Ты неблагодарный человек, потом будешь локти кусать.
— Почему?
— Потому что ты очень талантлив.
— Глупости! — Он снова слишком громко рассмеялся. — Сидеть ночи напролет и грызть книги может каждый.
— Нет, не каждый. Ученому прежде всего требуется огромная трудоспособность, самообладание и твердая воля. Крепкое здоровье, восприимчивость, интуиция и необычайное упорство… У тебя всего этого предостаточно, поэтому и разбазариваешь способности налево и направо.
— Послушай, Марина, иногда люди не лгут только потому, что не знают правды.
— Ты что-то скрываешь от меня? — Она испуганно посмотрела Викторасу в глаза и очень встревожилась.
— Мне надоело быть альфонсом. Мне стыдно получать все из твоих рук.
— Хорошо, тогда мы заключим договор. Когда встанешь на ноги — все вернешь.
— Вдвойне!
Договор они не заключили, но Моцкус не выдержал и спросил:
— Ты ревнуешь меня к науке, обвиняешь, что я слишком занят ею, но едва я захотел бросить ее, сразу другую песенку запела… Где логика?
— Не знаю, мне кажется, я смогу любить тебя и такого. Видать, одному из нас придется жертвовать собой.
— Обоим, милая, обоим, — поправил ее Викторас.
— Не понимаю — зачем?
— Я — науке, ты — мне…
— Все-таки ты порядочный подлец.
— Может быть, но только потому, что, вступая в сделку с тобой, я еще хочу вернуться.
— Ты еще и свинья.
Нет, он не сделался ни свиньей, ни подлецом. В глубине души он чувствовал, что без этой женщины он уже никак не обойдется, обязательно споткнется на полпути, что без Марины он не добьется поставленной цели, а если и докарабкается до нее, то затратит в три раза больше времени.