Да что тут говорить!.. Несколько лет он вполне серьезно мечтал об одной перспективной, чуть поседевшей младшей научной сотруднице, помог ей защитить диссертацию и был немало удивлен, повстречав ее на улице с малышом на руках. Он не только удивился, но и обиделся, даже немного приревновал ее к мужу, но тут же, ругнув себя, громко рассмеялся:
— И когда ты успела?
— Долго ли это, доктор?.. Только вот девать некуда, садика нет.
И он принялся хлопотать насчет садика, а потом, ничего не добившись, признался:
— Это тебе, девочка, не докторская, из мертвых не воскресишь…
— Почему из мертвых? — удивилась она.
— Только потому, что я имел в виду тебя, а заговорил о себе…
Это тоже кое-какое тепло…
«Но разве в моей жизни не было ничего приятнее заседаний, признания, служебных дел, совещаний, бесед со студентами и поездок за границу? — спрашивает и не может ответить, так как ему не с чем сравнить. — Хотя на посторонний взгляд — это очень много. Страшно много», — мысль застопоривается, Моцкус чувствует, что для его собственного «я» эта беготня никакой пользы не приносит, хотя без нее теперь не умеют жить даже люди самого рационального склада ума.
И вот однажды в эту серую, потрепанную повседневность входит Саулюс. Как-то странно и внезапно, как любит выражаться один известный поэт, просто «апокалипсически»: с улицы — и прямо в сердце. Моцкус радуется, что Саулюс не обманул его надежд. Больше того, он даже гордится, что ему, закоренелому оптимисту, постоянно утверждавшему, что судьба суть не что иное, как идеальное планирование физических, духовных и творческих сил человека, что человек в будущем научится не только предсказывать этот процесс, но и управлять им, жизнь взяла да и подкинула такую приятную неожиданность. Тем более что Викторас искал этого человека. Надеялся найти. Он пришел, когда уже не оставалось никаких шансов, и, немного побаиваясь шефа, представился:
— Бутвилас…
Вначале Моцкус здорово удивился, а теперь не только верит, но пытается по-научному обосновать, что прошлое отцов, их страдания и устремления, их добрые дела и мечты, их ошибки, деяния повторяются их детьми, потому что в жилах детей течет кровь отцов. Это естественно, так как в природе ничто не проходит бесследно. Пока еще трудно постигнуть суть этого закона, но в жизни безусловно действует какой-то закон возвратности, и зло, независимо от того, кем оно было совершено — одним человеком или целым народом, — обязательно бумерангом возвращается к породившему его.
Одна приятная неожиданность заставила Моцкуса еще сильнее поверить в это. Увидев на груди купающегося Саулюса красивую цепочку, на которой болталась не модная безделушка, а позеленевшее донышко от гильзы орликона, он осторожно спросил: