— Значит, плохо допрашивали, если отрицает.
— Я не допрашивала.
— Так в чем же дело?
— В том… — Демичева какое-то время в замешательстве смотрела на него, не зная, говорить или нет. И все-таки решилась. — Я не должна вам это говорить, но и не сказать не могу. Я смотрю, вы, Никита Тимофеевич, настроены решительно, как бы дров не наломали… Не надо связываться с Сухониным.
— Почему?
— Позвонковый он.
— Не понял.
— По звонку с ним вопрос решили. Просят оставить в покое.
— Теперь понятно… И кто просит?
— Есть люди, с которыми лучше не связываться.
— И я должен бояться этих людей?
— Разумеется, если не хотите, чтобы вас вернули за решетку.
— Вы приехали, чтобы это мне сказать?
— Да, для этого я и приехала.
— И кто вас уполномочил?
— Я сама.
— Зачем?
— Если вы думаете, что я переживаю за Сухонина, то это не так.
— А за кого вы переживаете, за меня? — недоверчиво спросил Никита.
— Да, за вас, — Демичева смотрела на него чуть затуманенным от волнения взглядом.
— И с чего такая честь?
— Ну, я переживаю за вас…
Никита и дальше мог бы задавать вопросы, выясняя, насколько искренна с ним следователь. Но ведь можно было прибегнуть и к другому способу, тогда и говорить ничего не надо будет. Только опасно это… Но кто не рискует, тот не целует женщин.
Именно так и подумал он, порывисто, но мягко обняв Инну за шею. Она и опомниться не успела, как ее губы оказались в плену его губ. Но вот она дернулась, ее кулак ударил Никиту по плечу — раз, другой, на этом все и закончилось. Тело ее расслабилось, ноги подкосились. Она сдалась на милость победителя, но в ответ обнимать его не стала. И язык она прятала, хотя, казалось, совсем не прочь была пустить его в ход.
Не устояла Инна перед его натиском, позволила ему перейти черту. Но при этом она отдавала себе отчет в происходящем. Она — следователь, он — подозреваемый, именно поэтому Никита не должен увлекаться. Там, за чертой, которую он переступил, был мост, ведущий через пропасть. Если он сделает неверный шаг, то провалится в бездну. Если поведет себя правильно, то перейдет через мост и останется с Инной.
Горелов выбрал правильный путь, поэтому не стал раздевать Инну, чтобы испытать более острые ощущения. Он отпустил ее и отстранился.
— И что это было? — глядя куда-то в сторону, вибрирующим от волнения голосом спросила молодая женщина.
— Ты действительно за меня переживаешь, — сказал он.
— Мы с вами на «ты»?
— Предлагаете усложнить отношения?
— А мы их упрощали?
— Как хотите, так и считайте.
Он поднялся, подошел к серванту, достал из него бутылку французского коньяка, поставил на барную стойку два бокала, но наполнил только один. И залпом выпил.