— Давай-ка об этом поподробнее, — приказал я. — Когда трясся, и от чего?
— Так это сейчас тут многослойный пирог, — сказал Василий. — Милиция, казаки, кремлёвцы и наш родной спецназ, а до этого одни бойцы Блюмкина вокруг хороводы водили.
— И что, сильно давили?
— Да как тебе сказать? — Василий снял фуражку и почесал затылок. — Вроде как и нет, а вроде как и да. Как Ильичу худо стало, враз телефон замолк, сказали: обрыв. Мы про московские тёрки только от одной из медсестёр и узнали, и то под большим секретом. А врачи так ни гу-гу. Их, прежде чем в дом пустить, запугали сильно.
— А «блюмкинцев» ты, значит, в дом не пускал? — скорее для разговора, ответ был известен, уточнил я.
— Обижаешь! — Вася глянул на меня с укором. — Чай, я порядок знаю. В дом, с оружием, окромя моих ребят, никто войти не смел, и не смеет!
Это да. Меня сегодня при входе и то разоружили.
— Ладно, Вася, это я так, для порядка. К тебе и твоим ребятам претензий нет, а вот вопросы есть.
— Спрашивай. Я всё, как на духу.
— Тогда скажи мне, друг мой Вася, не показалось ли тебе, что место для резиденции было выбрано не очень удачное?
Василий ненадолго задумался, потом решительно помотал головой.
— Нет, мне так не показалось. Даже наоборот. Здесь и тише, и воздух чище, да и город рядом. Нет, не показалось!
— А то, что тут вас по-тихой передавить могли – это как?
— От тебя ль я это слышу? — удивился Василий. — Как это по-тихой? Никак такого быть не могло, ты ж моих ребят знаешь!
Тут он прав. Ребята у него орлы. Но я же не про ту тишину.
— Не кипятись, — говорю, — Василий, а лучше подумай: долетел бы ваш шум до города?
— Это навряд ли, — признал Василий. Сокрушённо вздохнул. Поглядел виновато. — Об таком я, Иваныч, как-то не подумал. Виноват.
— Не винись. Лучше подумай вот о чём. Не показалось ли тебе, что приступ у Ильича был не столь уж и тяжёл, чтобы его потом так долго в постели держать?
— А вот знаешь, показалось, — почему-то шёпотом ответил Василий. — Врач, что его пользовал, говорил потом Константинне, я слышал, мол, госпютация… — слово Васе не далось, пришлось поправить:
— Госпитализация.
— Во-во. Енто самое слово, сказал доктор, ему не требуется. Покой, сказал, и ещё раз покой.
Что-то стало проясняться. Говорю решительно:
— Возвращаемся в дом!
— Так ещё только полчаса прошло, — слабо сопротивляется Василий.
— Возвращаемся, говорю!
Крупская выглядела слегка удивлённой, но я поспешил заговорить первым:
— Надежда Константиновна, мне надо с вами переговорить.
Недоумённо пожала плечами, но возражать не стала.
— Пройдёмте…