— Как думаешь, Паша, зачем мы здесь? — негромко спросил Крыленко у Дыбенко.
Тот не успел ответить, его опередил находившийся поблизости Тухачевский:
— Чтобы встать к стенке, — пожал плечами бывший начальник Генерального штаба, — ежу понятно!
Поскольку сказал он это достаточно громко, все головы повернулись в его сторону, а Блюмкин хотел что-то возразить, но открылась дверь, выбежали спецназовцы с «Самопалами» и выстроились вдоль стены. Их командир, тот самый полковник, что позже беседовал с Шишко, сделал приглашающий жест в строну каменной стены.
— Прошу, граждане!
Шли неохотно, построились, как попало. Полковник раскрыл папку, которую держал в руке, и зачитал бумагу, из которой следовало, что следствие по делам закончено, но, прежде чем они (дела) попадут в трибунал, фигурантам предоставляется возможность принять участие в боевых действиях. Ропот и переглядки, потом Тухачевский спросил:
— С кем воюем, гражданин полковник?
— С поляками.
Дальше полковник кратко обрисовал создавшуюся на западных рубежах России обстановку, не забыв упомянуть о том, что немалая доля вины в том, что она (обстановка) сложилась именно так, лежит на всех пятнадцати фигурантах.
Голос подал Дыбенко:
— Я правильно понимаю, гражданин полковник, нам предоставляется возможность искупить вину кровью?
— Мёртвые сраму не имут – жёстко ответил полковник. — В этом заключается весь ваш шанс. Кто хочет его использовать, выходи вперёд!
Первыми от стены отошли Дыбенко и Крыленко, чуть позже к ним присоединился Тухачевский, за ними потянулись остальные. Вскоре у стены остался одиноко стоящий субъект, отрешённо разглядывающий что-то у себя под ногами.
— А ты чего, Паша? — крикнул Блюмкин.
Тот не ответил и взгляда от земли не оторвал.
— Твой архаровец? — поинтересовался Дыбенко у Блюмкина.
— Мой, — подтвердил тот и попытался пояснить странное поведение бывшего подчинённого: – У него, в отличие от всех нас, ни чина, ни звания, вот и надеется на снисхождение.
— А как же он бесчинный и беззванный в нашей компании-то оказался?
— Видно, из-за фамилии, — криво усмехнулся Блюмкин.
— Что за фамилия такая? — удивился Дыбенко.
— Негодяев!
— Что, серьёзно? — не поверил Дыбенко, потом с сомнением произнёс: – Фамилия и правда чудная, но неужели его только из-за этого к нам определили?
— Да не ведись ты. — Тухачевский произнёс это с раздражением, наивность Дыбенко стала его доставать. — Не видишь, он так шутит. Я слышал, у этого Негодяева руки по локоть в крови.
— Это точно, — подтвердил Блюмкин.
То, что повезут в Данциг, от них не скрывали. С судна вывели под вечер уже в темноте, везли в закрытой машине. Заведя в каземат, дали одну свечу на всех и закрыли дверь. Кое-как осмотрелись. Обстановка небогатая: параша, ведро с водой и тюфяки, набитые соломой, вдоль стены. Подушек нет, но есть одеяла. Зато сухо и не очень холодно. Стали укладываться спать, когда у дальней стены послышался крик: