Элеонора. Как несправедливы люди, когда у них тайны… Они считают себя мудрыми, а оказываются глупцами! Но что же я могу с этим поделать!
Вениамин. Почему же ты такая любопытная?
Элеонора. Видишь ли, в этом-то и моя болезнь, что я должна знать всё, иначе я неспокойна.
Вениамин. Знать всё?
Элеонора. Это — недостаток, которого я не могу побороть. А я вот знаю, о чём скворцы говорят.
Вениамин. Они же не могут говорить!
Элеонора. Разве ты не слыхал, как говорят ученые скворцы?
Вениамин. Да, то — ученые!
Элеонора. Значит, скворца можно-таки выучить говорить! А есть и такие, которые сами выучиваются говорить, ну, так сказать, самоучки… Они сидят вот и прислушиваются, понимаешь, а мы-то и не замечаем этого, вот они после и говорят. Я слышала недавно, когда шла сюда, как два скворца сидели и переговаривались.
Вениамин. Да ты шутишь? Что же они говорили?
Элеонора. А вот! «Петр», — сказал один. «Иуда», — сказал другой. «Все равно» — сказал первый. «Фи, фи, фи», — сказал второй. А ты заметил, что соловьи поют только вот тут, в саду глухонемых?
Вениамин. Да, я это знаю! Почему же это так?
Элеонора А потому, что те, кому дан слух, не слышат, что говорят соловьи; а глухонемые вот слышат!
Вениамин. расскажи еще сказку!
Элеонора. Да, если ты будешь расторопнее!
Вениамин. В чём расторопнее?
Элеонора. Ты никогда не должен запоминать мои слова и никогда не говорить, что сам ты тут так сказал, а там сказал так… Я буду говорить еще о птицах. Есть злая птица — мышелов; как видно из названия, она питается мышами. Но так как это — злая птица, то ей приходится ловить мышей с большим трудом. И поэтому она может произносить только одно слово, которое звучит, как кошачье «мяу!» И вот, едва сарыч скажет «мяу», как мыши возьмут и попрячутся… а сам сарыч не понимает, что он говорит, и часто без пищи остается, потому что он — гадкий! Хочешь слушать еще? Или мне говорить о цветах?.. Знаешь, когда я была больна, я приняла пилюлю из белены, особенность которой — превращать глаз в увеличительное стекло… Напротив того, белладонна действует так, что всё представляется в уменьшенном виде… Хорошо, а еще вот я могу видеть дальше, чем другой; я могу видеть звезды среди белого дня!
Вениамин. Но ведь звезд на небе нет?
Элеонора. Какой ты смешной! Звезды всегда на небе… вот я сижу и смотрю на север, на Кассиопею… в виде она расположена посреди Млечного Пути… а ты можешь ее видеть?
Вениамин. Нет, не могу!
Элеонора. Так вот, заметь теперь, что один человек может видеть то, чего другой не видит… поэтому не особенно доверяй своим глазам. Теперь я буду говорить об этом вот цветке, что на столе… Это — дикий нарцисс, растет он в Швейцарии. Чашечка у него пропитана солнечным светом, оттого он и желтый и унимает всякую боль… Я недавно проходила мимо цветочного магазина, увидела его и захотела подарить брату Элису… Когда я хотела войти в лавку в дверь с улицы, она оказалась запертой… сегодня ведь день конфирмации. Но я же должна была иметь цветок… я вынула свой ключ и попробовала… и, можешь себе представить, мой дверной ключ подошел… И я вошла… Да, ты понимаешь тихую речь цветов? Каждый запах выражает целое множество мыслей, и эти мысли овладели мной, и своими увеличительными глазами я проникала в сокровенные ткани их, куда не проникал никто. И цветы говорили со мной о своей скорби, которую причиняет им неразумный садовник, я не говорю — безжалостный, потому что он только неразумен!.. Затем положила крону и свою карточку на прилавок — взяла цветок и ушла.